ГЛАВА 2
…Яркое полуденное солнце заливает песчаный берег своими горячими лучами и играет в светло-бирюзовой воде, в которой отражается пышная тропическая растительность.
Остров невелик, и на нём нет пресной воды. Но странным было бы ожидать, что Барбоссе взбредёт в голову высадить их там, где есть вода и пища. Что ж, может быть, оно и к лучшему: по крайней мере, ему уже удавалось выбраться с этого острова, значит, так будет и на этот раз…
Капитан Джек Воробей в раздумьях сидит на песке и, от нечего делать, вертит в руках свой пистолет. Тот самый, с одной пулей, что дал ему Барбосса…. Что ж, возможно, всё и к лучшему. Тем более что на этот раз он не был в гордом одиночестве: вместе с ним на остров высадили и мисс Свонн…. Правда, её-то за что – непонятно. Ну, а, впрочем, какая разница? Главное, что в этот раз ему не придётся медленно сходить с ума от одиночества и безделья, да и ей скучно не будет. Уж он-то об этом позаботится. Хотя, конечно, неизвестно, как мисс Свонн отнесётся к этому, ну, да будем надеяться, что более чем положительно…
В это время на песок перед ним падает тень. Джек поднимает голову и видит свою подругу по несчастью. Элизабет стоит перед ним в мокром платье. Тонкая ткань от воды стала почти прозрачной и сквозь неё можно в подробностях разглядеть все линии и изгибы её тела. Если, конечно, есть охота это делать. А ему вот, как раз и охота. Да и чем прикажете заниматься на крошечном островке, где развлечений, почитай что, и нет вовсе?
- Чем это вы сейчас занимались, мисси? – спрашивает он. – Где это вы умудрились опять вымокнуть?
- Я купалась, - отвечает девушка.
- Вот как? Купались? В платье? – усмехается Джек.
- А вы, мистер Воробей, должно быть, думали, что я полезу в воду совсем без одежды? – фыркает Элизабет. – Я для этого слишком хорошо воспитана. 
- Впрочем, - говорит Джек, - Я совсем забыл, что это одна из ваших милых привычек, мисс Свонн. Вы же всегда купаетесь в платьях. И сейчас, и тогда тоже.
- Когда это – тогда? – удивлённо хлопает ресницами девушка.
- Ну, когда вы свалились в море со стены форта, - пожимает плечами Джек. – Мы же ещё тогда с вами и познакомились. Вспомнили?
- Ах, вы об этом! – говорит девушка. – В тот раз случилось просто досадное недоразумение, не более.
- А если – нет? – спрашивает он. – А что, если это была судьба, цыпа?
- Что – судьба? – не понимает Элизабет. – То, что вы свалились на меня как снег на голову?
- Э-э, нет! – усмехается он. – Я-то, как раз, ниоткуда не сваливался. Это ВЫ, Элизабет, упали на меня как снег на голову, а вовсе не я на вас.
- Мисс Свонн, - поправляет она его.
- Что? – переспрашивает он. – Ах, да, извините мисси, оговорился…. Ну, так вот, - продолжает он. - Не странно ли то, что вы выбрали весьма подходящий момент для того, чтобы рухнуть вниз с крепостной стены?
- В смысле? – удивляется она.
- Ну, если бы вы свалились в море часом раньше, то я бы не увидел этого и не бросился вас спасать, - говорит он.
- Самовлюблённый нахал! – качает головой Элизабет. – Думаю, что если бы даже вас тогда не оказалось поблизости, то  меня всё равно спасли бы.
- Кто? – хитро ухмыляясь, спрашивает Джек.
- Ну, мало ли…. – отвечает Элизабет. – Может быть, командор Норрингтон, может, кто-нибудь ещё…. Уилл, например…
- Вот как? Значит, Уилл? – переспрашивает Джек. – Но вот его-то я там, на пристани, как раз и не видел. А ваш распрекрасный командор попросту струсил и не стал прыгать в воду с крепостной стены. Должно быть, акул испугался…. А счёт, между прочим, тогда шёл на секунды.
- Ладно, признаЮ: вы меня тогда спасли, - со вздохом говорит девушка. – Теперь вы довольны?
- Нет ещё, не совсем, - качает он головой.
- Что ещё? – спрашивает она.
- Во всех сказках спасённые красавицы целуют своих спасителей, - лучезарно улыбнувшись, говорит Джек. – Ну же, мисси, я жду!..
- Да чтоб я провалилась на этом самом месте, если мне хоть когда-нибудь взбредёт в голову с тобой целоваться! – возмущается Элизабет.
- В таком случае, цыпа, советую тебе получше глядеть под ноги! – усмехается капитан.
- Это ещё почему? – спрашивает девушка.
- А потому…. Вдруг и в самом деле, провалишься? Ведь настанет день, когда ты не сможешь удержаться.
- С чего это ты взял, Джек? – спрашивает она.
- Любопытство – вот твоя черта, - говорит он ей, и только теперь замечает, что они, оказывается, уже и не на пляже, и вовсе не на острове, и что под ногами у них не белый песок, а хорошо отструганные доски палубы…. Да они же на «Жемчужине»!.. И одеты они уже совсем по-другому, не так как на острове: на нём поверх рубашки надет тёмно-серый камзол, а на Элизабет вообще мужской костюм и треугольная шляпа…. Вот чудеса!..       
- Ну и что из того? – пожимает плечами девушка.
- Тебе нужна свобода, - говорит Джек. – Захочется поступить так, как вздумается: эгоистично, не раздумывая. Ты жаждешь испытать это. И однажды ты не сможешь устоять.
- Почему твой кОмпас  отказал? – спрашивает его Элизабет.
- Мой компАс в порядке, - отвечает он ей.
- Это потому, что мы с тобой и вправду схожи, - говорит девушка. – И однажды наступит момент, когда ты это докажешь. Совершив доброе дело.
- Люблю эти моменты, - с усмешкой замечает Джек. – Особенно люблю их упускать.
Сказав так, он подходит к борту корабля и делает вид, что усиленно что-то разглядывает на горизонте. Разговор ему уже успел наскучить, и смысла продолжать его он не видит. Но Элизабет, очевидно, думает по-другому.
- Да, тебе выпадет шанс совершить смелый поступок, - говорит девушка, становясь у борта корабля рядом с ним. – И тогда ты кое-что поймёшь. То, что ты – добряк.
- Факты это отрицают, - с усмешкой замечает он.
- Я верю в тебя, - качает головой Элизабет. – И знаешь, почему?
- Ну, скажи, почему? – спрашивает Джек.
Теперь ему опять интересен этот, в общем-то, бессмысленный разговор. Правда, он и сам не знает, почему. Может быть потому, что она сейчас стоИт так близко от него и…. Чёрт возьми, почему он раньше не видел того, что она так красива? Почему он раньше не замечал её прекрасных светло-карих глаз, опушённых длинными пушистыми ресницами… нет, даже, не светло-карих, а почти золотистых? И того, какие у неё красивые волосы: тоже почти золотые и, должно быть, на удивление мягкие…
Джек невольно ловит себя на мысли, что ему до безумия хочется зарыться лицом в эти светлые пряди и целовать, целовать их до исступления. А, самое главное, не вспоминать больше ни о чём: ни о Дэви Джонсе, ни о кракене, ни о том, что его срок подходит к концу… Господи, да о чём же это он думает!?.. Какой Дэви Джонс? Какой кракен? Какой срок? Ведь всё же уже закончилось?.. Или, может быть, наоборот, только начинается?..     
Каким-то неуловимым движением Элизабет успевает встать между ним и бортом «Жемчужины» и теперь, как ему кажется, своими прекрасными глазами заглядывает ему прямо в душу. А её губы, приоткрытые, как створки нежно-розовой раковины, так и манят целовать…. И как же трудно удержаться от того, чтобы не впиться в них страстным поцелуем!
«Боже мой, Лиззи, что ты со мной делаешь? - хочет он крикнуть, но не может. – Ты же… Ты же сводишь меня с ума! Перестань, цыпа, иначе я за себя не ручаюсь…»
- Любопытство, - тихо говорит Элизабет. – Тебя так и потянет… вызвать восхищение и получить вознаграждение. Не сможешь устоять. Захочется узнать, насколько это сладко…
Она едва не задевает своими губами его губы, она так близка, так желанна и…. А, будь оно всё неладно! Он больше не в силах сдерживать страсть, которую она в нём пробудила.
- Уже хочу! – говорит он, и чувствует, как её губы касаются его губ.
На какое-то мгновение Джек вдруг замечает, что Элизабет стоИт перед ним с непокрытой головой. Он хочет спросить: «Где же твоя шляпа, Лиззи?», но не может произнести ни слова.  «А, чёрт с ней, с этой шляпой! – наконец решает Джек. – Наверное, её просто ветром сдуло за борт». Но вместе с тем, он интуитивно понимает, что эта проклятая шляпа очень важна для него и что её отсутствие знаменует приближение чего-то неизбежного, и, несомненно, ужасного.
Но в следующее же мгновение все его мысли заслоняет ЕЁ поцелуй…. Ого! Ну, ничего себе: оказывается, эта наивная, милая девочка знает толк в искусстве соблазнения! Её поцелуй – он как ураган, такой же страстный и неукротимый. Джек понимает, что ещё чуть-чуть, и он по мачте сползёт прямо на палубу, и там, лёжа возле ног Элизабет, будет умолять её не останавливаться и продолжать, продолжать, продолжать. И сам он будет покрывать поцелуями её лицо и, шею, и плечи, и…. И тогда она не сможет устоять перед его любовным пылом. Она отдастся ему…. Нет, не так: она подарит ему себя, подарит, как самое драгоценное сокровище в мире. А он с благодарностью и с благоговением примет этот её дар…. Прямо здесь, прямо возле грот-мачты, прямо на нагретых солнцем досках палубы….
…Что!? Какая ещё мачта!?.. Да они же с Лиззи только что стояли возле борта «Жемчужины»! Как это они вдруг оказались рядом с грот-мачтой?.. Да, всё чудесится и чудесится!.. Ой!... Ну, вот: он уже заговариваться начинает! Совсем хорошо, нечего сказать!.. А то ли ещё будет!..
Внезапно Лиз отстраняется от него и каким-то виноватым голосом говорит:
- Ему нужен ты, а не корабль. Не другие. И выхода у нас нет….
«Какой корабль, цыпа? Кто это – «другие»? И вообще, я ни черта не понимаю, о чём это ты говоришь», - хочет сказать он, и опять не может произнести ни слова.
- Мне не стыдно, - продолжает Элизабет, и снова тянется своими губами к его губам.
«А вот это - дело!» - думает он, отвечая на её поцелуй.
И тут вдруг девушка не то, что отстраняется от него, она словно бы отскакивает от него в сторону и смотрит не него с какой-то странной и совершенно неуместной жалостью во взоре…. А вот этого ему уже и даром не нужно! Никогда он никому не позволял себя жалеть: ни матери, ни отцу, ни друзьям, ни своей команде, ни любовницам…. Особенно любовницам…. Да и в чём причина этой странной и совершенно неуместной жалости? Уж не в том ли, что он не нашёл в себе силы для того, чтобы противиться этому искушению имя которому – Элизабет Свонн?
Но девушка явно ждёт от него какой-то реакции, и тогда он произносит первое же, что пришло ему в голову, затуманенную страстью и загадочностью происходящего.
-Пиратка, – говорит он, вложив в это слово всю свою любовь и нежность к этой взбалмошной, но, несомненно, любимой им девочке.
Внезапно Лиз разворачивается, и со всей возможной скоростью спешит прочь. Он хочет последовать за ней, хочет её догнать, остановить, вернуть те сладостные мгновения, которые она ему подарила, хочет схватить её на руки, прижать к себе, отнести в каюту… и плевать, что скажут окружающие. Но он не может сделать ни шагу. Что-то удерживает его на месте. Вот только, что именно? И что это за странная тяжесть ощущается на его левой руке? Тяжесть, которой ещё минуту назад там не было?..
Джек поворачивается, смотрит на свою левую руку и на то, что на ней надето. И тут он всё понимает. Разрозненные кусочки мозаики складываются в единое целое, и всё как-то сразу становится на свои места.
И погребальным звоном в его ушах отдаётся звон кандалов и цепи, которой Лиззи приковала его к мачте…

ГЛАВА 4
Мистер Гиббс в раздумьях мерил шагами палубу «Чёрной Жемчужины». Ему всё меньше и меньше нравилось то, что происходило сейчас на борту этого корабля. Странно и непривычно было не видеть Джека на капитанском мостике. А то, что теперь там стоял Барбосса, и вовсе не нравилось старпому. Барбосса был далеко не тем человеком, которому можно было бы доверять. Однажды он уже устроил бунт на корабле, и где гарантия, что он не сделает это вновь? Тем более, что на этот раз, кажется, даже некоторые члены команды уже успели встать на его сторону. А настоящему капитану «Жемчужины» до этого и дела нет. И вообще, ему, судя по всему, вообще сейчас ни до чего нет дела, кроме, разве что, рома…
И с чего бы это Джек решил предаться пьянству? Может быть, это он так отмечает победу над Джонсом и Беккетом? Во всяком случае, именно так объяснил команде его странное поведение Барбосса. Но нет. Гиббс достаточно хорошо знал своего кэпа, чтобы поверить этой выдумке.
Нет, нет, и нет. Сразу после победы над армадой Беккета, Джек  выглядел гордым собой и вполне довольным жизнью. А вот после того, как Элизабет попрощалась с ним и на шлюпке отбыла к своему новоявленному мужу, кэп как-то сразу изменился. Сначала бегал по палубе и на всех покрикивал, даже отвесил несколько пинков, чего никогда раньше не делал. А потом взял целый ящик рома, закрылся в своей каюте, и с тех пор его никто не видел. Вот так…. Не правда ли, это выглядит довольно странно? Не может победитель целой флотилии так себя вести. Да, он может на радостях выпить, но именно что выпить, а не впадать в запой.
«Чёрт меня возьми, если здесь не замешано что-то другое», - подумал мистер Гиббс.
И у старпома были все основания так думать. Он слишком давно знал Джека…. Подождите, сколько же времени?.. Страшно подумать, уже без малого тридцать лет. Да что там знал, можно сказать, что Гиббс был для него вторым отцом.
Первый раз он увидел своего кэпа в таверне на Тортуге, когда тому было всего лет пять или шесть от роду. Быстрый, пронырливый, хитрый, как чертёнок мальчишка постоянно вертелся у всех под ногами, но никто из посетителей таверны его и пальцем не трогал, хотя любой другой ребёнок, мешавший им, давно бы уже огрёб по полной. Собутыльник тогда ещё объяснил Гиббсу, что этот мальчишка – единственный сынок грозного капитана Эдварда Тига, и что, если дорожишь своей жизнью, нельзя его обижать. От этого же собутыльника Гиббс тогда узнал, что мать этого сорванца происходит из аристократического франко-испанского креольского рода, и что у её родственников столько же денег, сколько и у испанского короля. А то и ещё больше. Но, когда она спуталась с капитаном Тигом, семья от неё отреклась, и ей теперь не достанется в наследство ни единого песо…
Судьба распорядилась так, что вскоре Гиббс поступил в команду грозного капитана Тига и какое-то время служил офицером на его корабле «Инфанта». Но потом в один прекрасный день, капитан Тиг поручил ему присматривать за его сыном.
-Джеки уже исполнилось десять лет, - сказал тогда капитан. – Я хочу, чтобы он начинал привыкать к пиратской жизни. Отныне он будет плавать на «Инфанте», а присматривать за ним будешь ты. И не только на корабле, но и на берегу.
-Хорошо, кэп, как скажете, - ответил тогда Гиббс.
Не сказать, чтобы приказ Тига сильно его обрадовал. Он вообще не понимал того, для чего это понадобилось капитану. Ведь море таит в себе немало опасностей, перед которыми не всегда могут выстоять даже самые сильные мужчины, а десятилетний ребёнок – тем более. И вообще, они ведь, не на торговом корабле собираются плавать. Будут сражения, будут абордажные бои, будут кровь и грязь…. И трудно сказать, как всё это может повлиять на ещё не сложившийся детский характер…. Гиббс очень хотел высказать Тигу всё, что он тогда подумал насчёт его дикой затеи, но не решился это сделать.
Вот так он и стал наставником Джека. Гиббс, как и велел ему Тиг, присматривал за мальчиком, а заодно и обучал его основам морского дела, фехтованию, и прочим наукам, которые необходимы будущему капитану корабля. А в том, что Джек рано или поздно станет капитаном, сомневаться не приходилось. Да он и сам всё время говорил об этом всем и каждому, ну, а Гиббсу так и вообще все уши прожужжал.
Шло время, бежали годы. Гиббс уже с гордостью поглядывал на своего воспитанника, который из непоседливого мальчишки начинал превращаться в стройного, уверенного в себе молодого человека. О том, что, по сути, не он приходится его отцом, Гиббс даже и не задумывался. Скорее, он считал, что это Тиг не имеет к Джеку никакого отношения. Воспитанник радовал Гиббса своей любознательностью и смекалкой, он с лёгкостью усваивал новые знания и умел применять их на практике.
Одно только огорчало воспитателя: то, что Джек всё чаще и чаще начинал прикладываться к крепким напиткам. Да ещё то, что его как-то очень рано потянуло к девочкам. Четырнадцать лет – и уже завсегдатай публичного дома…. Рано, очень рано…. Впрочем, Джек ведь не был чистокровным англичанином, в его жилах текла кровь испанцев и креолов, а в креольской среде столь ранний интерес к противоположному полу является скорее нормой, чем исключением из правил. Может быть, он даже ещё и наоборот, немного поотстал от своих сверстников-креолов…
Как бы там ни было, Гиббс чувствовал, что ничем хорошим это не кончится. И он не единожды говорил своему воспитаннику, чтобы он был поосторожнее, а то мало ли, что может случиться…. Но Джек только смеялся в ответ и говорил, что ничего с ним не случится, и что его наставник, видно, стареть начинает, раз ему во всём видится опасность…
В конце концов, то, чего так боялся Гиббс, всё же случилось.
Он как раз собирался ложиться спать, когда в дверь его комнаты постучались. Проклиная всё на свете, Гиббс пошёл открывать дверь. Каково же было его изумление, когда на пороге своей комнаты он увидел какую-то гулящую девку!
-Эт-то ещё что такое? – с трудом вымолвил моряк. – Куда это ты лезешь?
-Гиббс, выручай меня! – сказала девица знакомым ломающимся голосом, и, отодвинув в сторону моряка, прошествовала в комнату.
-Джек?.. – только и вымолвил Гиббс, во все глаза, глядя на своего воспитанника.
-Ну, да, - ответствовал тот, подходя к двери и захлопывая её.
Теперь, когда столбняк немного прошёл, Гиббс сумел получше разглядеть своего подопечного. А тот и в самом деле выглядел весьма примечательно. То, что пьяный – это ещё ладно, к этому Гиббс давно уже успел привыкнуть. Но вот, скажите, для какого чёрта Джек напялил на себя женское платье из помятого алого шёлка? И его глаза…. Чем это он их подрисовал? Сажей?.. Боже, что он с собой сотворил!.. Гиббс едва удержался от того, чтобы не оттащить мальчишку к мойке, не сунуть его туда  головой и не смыть к чёртовой матери всю эту его боевую раскраску.
-Ну же, юный сэр, извольте объяснить, для чего это вам понадобился весь этот маскарад? – сухо поинтересовался у своего воспитанника Гиббс.
Джек повернулся, и только тут Гиббс увидел, что в его глазах застыл ужас…. Чёрт возьми, да мальчишка испуган до полусмерти! Интересно, кто это посмел угрожать сынку грозного капитана Тига?..
-Спаси меня, Гиббс! – воскликнул Джек. – Меня хотят прикончить. Только ты один можешь меня спасти.
-О, матерь божья! – только и выговорил Гиббс. – Да что же с тобой случилось? Джек, дрянной мальчишка, признавайся, что ещё ты сотворил?
-Гиббс, я…. я на спор переспал с Эстерситой! – прошептал Джек, без сил опускаясь на стул.
-О, господи!.. Только этого нам ещё не хватало! – выдохнул Гиббс.
Он отлично знал красотку Эстерситу, или, по-другому, Эстер-Луизу-Антуанетту де Лавалетт, и знал то, что эта ушлая девица вот уже два года была официальной любовницей Тига. Равно как знал и о том, что Тиг поклялся убить любого, кто посмеет бросить хоть один страстный взгляд в её сторону. Год назад один из пиратских капитанов – молодой и самоуверенный француз Рауль Монфор сделал то же, что сейчас Джек: на спор переспал с Эстерситой. Через три дня его мёртвым нашли прямо на пристани. И Гиббс очень не любил вспоминать о том, как выглядел труп Монфора, когда его нашли…. Впрочем, может быть, Джеку это и не грозит. Вполне вероятно, что Тиг просто велит пристрелить своего сынка, как собаку – вот и всё. Но легче от этого почему-то не делалось…
-Может быть, Тиг ещё и не узнает об этом твоём подвиге? – с надеждой в голосе поинтересовался Гиббс, но Джек в ответ только покачал головой.
-Тиг уже об этом знает, - сказал он. – Тиг выследил меня в борделе, и мне пришлось бежать, переодевшись в женское платье. Мой отец поклялся заживо ободрать с меня шкуру, и, будь уверен, своё слово он сдержит. Вспомни, что он сделал с Монфором.
Гиббс невольно вспомнил о том, как выглядел Рауль Монфор, или, вернее, то, что от него осталось, и его передёрнуло. Монфор был чужим и малознакомым ему человеком, и то его было жалко. А что, если и с Джеком случится то же?.. Нет, нет: об этом даже думать не хочется! Не для того Гиббс учил его и воспитывал, не для того он втайне мечтал о том, что когда-нибудь Джек станет капитаном и сделает его старпомом на своём корабле, чтобы так вот вдруг…. И из-за чего? Из-за какого-то глупого спора!.. Нет, не бывать этому!..
-Ну и что мне теперь с тобой делать? – спросил Гиббс у своего воспитанника.
-Я не знаю, - ответил Джек. – Делай со мной что хочешь, только спаси от отца.
-Значит, так, - сказал Гиббс, - боюсь, что тебе нужно бежать, Джек. Бежать куда угодно, хоть в Азию, хоть в Европу. Не скажу, что там у тебя будет лёгкая жизнь: наоборот, чтобы выжить, тебе придётся много работать, причём на самой грязной работе, какую, только можно себе представить. Но здесь ты обречён. И ты сам об этом знаешь.
-Да знаю я, знаю, - ответил Джек. – Если нужно, я уеду. Только вот, как же ты сам? Гиббс, если мой отец узнает о том, что ты помог мне бежать, то ты погибнешь самой мучительной смертью, какую только сможет придумать Тиг.
Да, действительно: об этом Гиббс как-то и не подумал. Ну, да тут уже ничего не сделаешь. Все мосты сожжены и хода назад нет…. Решено: он уедет вместе со своим воспитанником в Англию, а там поступит матросом на какое-нибудь торговое судно. Заодно и за Джеком присмотрит, а то глупый мальчишка опять куда-нибудь влипнет, при его-то способностях искать и находить себе неприятности на одно место…
В ту же ночь они бежали с Тортуги на Кубу, в Сантьяго сели на корабль, идущий в Испанию, а уже оттуда перебрались в Англию. Чтобы заплатить за свой проезд в Европу, им обоим пришлось очень много работать, но оба прекрасно понимали, что другого выхода нет.
В Англии пути Гиббса и его воспитанника разошлись. Гиббс, как и хотел, поступил матросом на торговое судно, ну, а Джек посчитал, что это не для него. В один прекрасный день он попросту исчез, и мистер Гиббс надолго потерял из виду своего воспитанника.
В следующий раз они встретились через семь лет, и, по иронии судьбы, опять на Тортуге. К этому времени Гиббс уже стал боцманом на всё том же торговом судне, и, случайно оказавшись на Тортуге, решил заглянуть в знакомую таверну. Он как раз допивал вторую бутылку рома, когда его окликнули по имени.
Гиббс повернул голову и увидел стоявшего возле его столика молодого человека лет двадцати с небольшим, чей вид показался ему смутно знакомым.
Парень был одет в светло-серый кафтан, из-под которого выглядывал тёмный камзол и белая (ну, если сказать честно, то не совсем, чтобы белая) рубашка. На ногах у него были сапоги с отворотами, а на голове – алый шарф и потрёпанная шляпа. Причёска незнакомца поистине впечатляла: она состояла из множества косичек, ниспадавших на плечи и на спину, а украшены эти косички были всевозможными висюльками, амулетами, монетками, и бог знает, чем ещё. Такая же дребедень была вплетена и в бородку незнакомца, которую он тоже заплёл в две косички. Но не это удивило Гиббса, а глаза незнакомого ему парня. Тёмные, бездонные, подведённые чем-то чёрным…. Чёрт возьми, да он же уже видел такое когда-то!.. И тут же память услужливо подсунула мистеру Гиббсу воспоминание о том, как именно выглядел его воспитанник в ту ночь, когда им пришлось уносить с Тортуги ноги и всё остальное.
-Джек? Ты? – только и спросил Гиббс.
-КАПИТАН Джек Воробей, - с усмешкой сказал парень. – Гиббс, я теперь капитан корабля. Смекаешь?
-И где же твой корабль, КАПИТАН? – решил подколоть своего бывшего воспитанника Гиббс. – Или, может быть, ты его здесь только присматриваешь?
-Неуместная шутка, мистер Гиббс, - усмехнулся Джек. – Мой корабль… Он величествен и великолепен…. И это не что иное, как легендарная «Чёрная Жемчужина».
-Тьфу, на тебя, Джек! – выругался Гиббс. – Я думал, ты вырос, а ты до сих пор остался всё тем же глупым мальчишкой, каким был, когда мы с тобой расстались. «Чёрная Жемчужина» - это не более чем пустые вымыслы, этого корабля не существует, а, значит, и быть её капитаном ты не можешь.
-А вот, и могу! – с затаённой гордостью в голосе, сказал Джек. – Если ты мне не веришь, то выйди на пристань, и погляди направо. Может быть, ты увидишь стоящий на якоре мой корабль…. И, знаешь что, Гиббс? – добавил он, - Может быть, я даже предложу тебе место старпома на моей «Жемчужине». Ты ведь помнишь, как мы с тобой об этом говорили много лет назад?
-Боюсь, ничего не выйдет, парень, - ответил Гиббс. – Видишь ли, я состою на службе в английском флоте и менять шило на мыло не собираюсь. Может быть, ты и хороший капитан, может быть, даже и отличный, но, извини, я вынужден дать тебе отрицательный ответ. Через несколько дней мой корабль возвращается в Англию и я, разумеется, тоже.
-О, не зарекайся раньше времени, Гиббс! – усмехнулся Джек. – Вполне вероятно, что ветер ещё сто раз переменится…
…И ведь, как в воду глядел, дрянной мальчишка!  (Гиббс всё ещё по-прежнему не принимал своего воспитанника всерьез, а потому и продолжал считать его чуть ли не ребёнком… капризным и избалованным к тому же). Ну, так вот, в самый последний день перед отплытием случилось событие, которое надолго задержало Гиббса на Тортуге. Дело в том, что его бывший воспитанник, который и раньше-то был крайне несдержан на язык, взял да и ляпнул что-то весьма обидное какому-то французскому офицеру, которого чёрт дёрнул в недобрый час заглянуть в таверну. Тот, естественно, ответил оскорблением. Слово за словом, между французом и капитаном «Чёрной Жемчужины» завязалась драка, сверкнула сталь клинков и…. Удары они нанесли одновременно, и оба одновременно упали на заплёванный пол таверны, пронзённые сталью. Мистер Гиббс чуть сам не скончался от ужаса, когда увидел, что Джек лежит на полу и что в боку у него торчит вражеская шпага. Забыв обо всём, боцман бросился к своему бывшему воспитаннику. Он молился только об одном: чтобы его ранение не было смертельным. Но огромная лужа крови, расплывавшаяся вокруг, похоже, свидетельствовала об обратном…
Гиббс остановился на месте, не зная, что ему делать. Было ясно, что оставлять в ране шпагу ни в коем случае нельзя, но и вытащить её тоже было невозможно. Ясно было одно: его воспитанник умирает, и нет на свете силы, способной его исцелить.
Но в это самое время к Гиббсу подошёл высокий рыжий незнакомец в старомодном костюме и в большой чёрной шляпе.
-А ну-ка, отойди! – велел он Гиббсу, и тот, сам не понимая, что заставляет его повиноваться этому человеку, отступил в сторону.
Меж тем незнакомец присел возле раненых, и, едва глянув на француза, небрежно заметил:
-Этот уже готов…. Уносите его прочь отсюда!
После этого он склонился над Джеком, и, бегло осмотрев его рану, сказал:
-А вот этому ещё можно помочь…. Несите мне бренди и нитки: попробуем его заштопать.
-Но кто вы такой? – спросил у него Гиббс. – Вы не смеете и пальцем прикасаться к раненому: вы ведь, не доктор!
-Ошибаетесь, милейший: я как раз таки, доктор, - ответил незнакомец. – Я много лет был корабельным врачом, и этому парню очень повезло, что я именно сегодня и именно сейчас решил заглянуть в эту таверну.
-Как ваше имя, сударь? – спросил Гиббс, который всё ещё был в шоке от всего происходящего.
-Гектор Барбосса, - представился незнакомец. – Бывший вольнослушатель медицинского факультета в Оксфорде, а ныне – безработный корабельный врач…. Ну, а теперь, отойдите в сторону и не мешайте, - добавил он, склоняясь над раненым.
Наверное, Барбосса не хвастал когда говорил, о том, что он учился в лучшем университете Англии, и, наверное, он и в правду был неплохим врачом. Во всяком случае, он быстро выдернул шпагу, ровным швом зашил жуткого вида рану и сделал перевязку.
-Вот и всё! – сказал он, поднимаясь. – Теперь ему понадобится только хороший уход и постельный режим. И, если рана не откроется и не воспалится, то всё будет хорошо…. Кстати, кто-нибудь знает, кто этот парень? – спросил он.
-Да, я его знаю, - кивнул Гиббс. – Он капитан «Чёрной Жемчужины», ну, во всяком случае, он так  мне сказал.
-Отлично! – воскликнул Барбосса. – Давайте отнесём его на корабль. Может быть, там он скорее очнётся.
Надо ли говорить о том, что ни в какую Англию Гиббс тогда не вернулся? Он целыми днями сидел возле постели своего бывшего воспитанника и как самая лучшая сиделка ухаживал за ним.
Между тем, дело было плохо. Случилось то, чего опасался Барбосса: рана воспалилась и началась лихорадка. В бреду Джек что-то говорил про несметные сокровища, про какой-то волшебный компАс и про древние  индейские проклятия. Именно тогда Гиббс впервые услышал об острове «Исла-де Муэрта», но не придал этому никакого значения. Мало ли о чём болтают в беспамятстве больные? Так что же, всему этому верить?..
А вот Барбосса, который частенько навещал своего пациента, похоже, все его бредни принял за чистую монету. Он вслушивался в каждое слово, которое произносил в бреду Джек, и даже пытался расспрашивать его об этом кладе, и об острове, и о том, как туда добраться, но, впрочем, без особого успеха, так как все его вопросы оставались без ответа.
Так продолжалось примерно дней семь или восемь. Затем, после тяжелейшего кризиса, капитан «Жемчужины» пришёл в себя, и дальнейшее его выздоровление, как говорится, шло без всяких осложнений. Будучи в здравом уме и твёрдой памяти, он больше ни словом не обмолвился ни о кладах, ни о проклятиях, ни о чём подобном. Но, едва оправившись после длительной и тяжёлой болезни, он начал готовиться к какой-то таинственной экспедиции.
Примерно в это же время на Тортугу зашёл какой-то европейский корабль, и Гиббс, убедившись в том, что жизни его воспитанника больше ничего не угрожает, засобирался в Англию.
О том, что случилось после его отъезда, он узнал только через много лет. К этому времени Гиббс успел окончательно спиться и упасть на самое дно общества. Он поселился в таверне на Тортуге и проводил дни в питейном зале, а ночи – в свинарнике, куда слуги отволакивали мертвецки пьяного бывшего боцмана. А он и не возражал: не всё ли равно, где валяться пьяным - под столом в трактире, или рядом со свиньями? За номер-то в гостинице ему всё равно нечем было платить, так лучше уж свинарник, чем мостовая…
Трудно сказать, что бы случилось с Гиббсом, если бы на его пути опять не появился Джек. На этот раз капитан явился не один: с ним был какой-то мальчишка лет восемнадцати, который постоянно ко всем лез с всякими нравоучениями…. Вот и его, Гиббса, этот Уилл вздумал поучать, как жить…. Мол, и стоять-то ему, такому чистенькому, рядом с бывшим боцманом, неприятно, и вообще. Водой вон, окатил, чтоб вонь отбить…. Да только, видали мы таких!... Ну, да бог с ним, с Уильямом, не о нём сейчас речь. Дай-то бог ему всего хорошего на его «Летучем Голландце», и не будем больше о нём вспоминать…
Ну, так вот, Джек отвёл Гиббса в трактир, где напоил своего бывшего наставника ромом и рассказал ему о том, как он потерял «Жемчужину». Не зря, ох, не зря не доверял Гиббс Барбоссе! Этот лекаришка уговорил Джека сделать его старпомом на «Жемчужине», и тот, то ли из опасения, что болезнь может вернуться и потому лучше держать  бывшего корабельного врача при себе, то ли из чувства благодарности, пошёл на это.
Во время плавания к Исла-де-Муэрта Барбосса обманом выманил у него карту, на которой был указан путь к острову, а потом поднял бунт на корабле и высадил капитана на необитаемом острове. Вероятно, Джек сам был виноват в том, что с ним так обошлись. Ко времени отплытия с Тортуги он всё ещё был нездоров после ранения. Все дни он проводил в своей каюте, на койке, а о том, что делается на палубе, и знать не хотел. Ясно, что его авторитет сильно пошатнулся, и, в конце концов, всё закончилось вполне закономерно. Больной и слабый капитан не смог держать своих людей в подчинении и на корабле вспыхнул бунт, которым умело руководил Барбосса.
О том, что было после его изгнания, Джек предпочёл не распространяться. С острова он смог выбраться, и последующие годы, как он сам выразился, он просто выживал. Но теперь, когда у него появился козырь, он надеется вернуть «Жемчужину» и отомстить Барбоссе…
Что ж, Гиббс без колебаний согласился ему помочь, тем более, что такая жизнь уже успела порядком надоесть бывшему боцману. На следующий же день они набрали команду и на бывшем британском бриге отправились на поиски приключений.
Ну, а дальше случилось столько всего! Три года они с кем-то сражались, кого-то догоняли, от кого-то убегали. За это время Джек успел обрести свою «Жемчужину», потом опять потерять и её, и свою собственную жизнь, но они, его команда, сумели спасти и своего кэпа, и корабль. И снова последовали битвы, и новые потери…. Во время последнего боя с армадой Беккета, они совсем  утратили надежду на победу, но чудо спасло их и в этот раз. Уильям, которого все они считали погибшим, стал капитаном «Летучего Голландца» и помог им расправиться с Беккетом. Джек тогда тяжело переживал гибель своего приятеля, ну, то есть, это он думал, что гибель…
Но ещё большее потрясение ждало его потом, после победы.
Когда отгремели залпы салюта и смолкли радостные крики победителей, мисс Свонн подошла к Джеку и сообщила ему о том, что, пока его не было, она успела выйти замуж за Уилла, и теперь должна покинуть корабль навсегда.
Гиббс видел, как переменился в лице кэп, когда услышал эту «радостную» для него новость. Но Джек остался верен себе, и даже в такую минуту нашёл в себе силы шутить. Он попрощался с Лиз и проводил её до лодки, в которой та должна была плыть.
Но как только лодка скрылась из виду, кэп сразу помрачнел. Около получаса он буквально изводил свою команду ничем не обоснованными придирками, а потом вдруг повернулся и ушёл к себе. И вот уже шесть дней как он оттуда не выходит…. Интересно, с чего бы это?..
Гиббс ещё раз прошёлся по палубе взад-вперёд, и у него как-то вдруг просветлело в голове. Ну, конечно, как это он раньше не догадывался? Его кэп любит эту взбалмошную девчонку от которой в его жизни одни только несчастья! Это её потерю он сейчас оплакивает, запершись в своей каюте, это из-за неё он как не в себе!.. Но ведь с этим же нужно что-то делать, иначе, дело, чего доброго, опять дойдёт до бунта! И кажется, он, Гиббс, даже знает, ЧТО именно надо делать. Он пойдёт к кэпу и уговорит его прервать это непонятное добровольное заточение. И у него у самого есть кое-какой козырь, который не сможет не заинтересовать капитана…
С этими мыслями Гиббс подошёл к капитанской каюте и решительно потянул на себя ручку двери…

ГЛАВА 6
Костёр догорал. Последние язычки пламени вспыхивали напоследок и тут же гасли.
Элизабет вскрыла ножом ещё одну устрицу, выскоблив всё тем же ножом мясо моллюска, бросила его на большой плоский камень, заменявший её сковороду. Вообще-то, девушка никогда не любила устрицы: они казались её отвратительными. Но, когда встал вопрос о её выживании, Лиз была вынуждена поступиться своими принципами.
За те десять дней, которые она провела на этом острове, девушка многому успела научиться. Вот когда она порадовалась тому, что, пока её школьные подружки играли в куклы, она читала книги об отважных путешественниках и дерзких разбойниках! Ведь, помимо описаний приключений, выпавших на долю героев этих книг, там ещё было написано и о том, как выжить в экстремальных условиях.
Если бы Элизабет в её бытность изнеженной губернаторской дочкой, кто-нибудь сказал, что она когда-нибудь научится строить из ветвей и пальмовых листьев хижину, трением высекать огонь, бить заострённой палкой рыбу, печь на углях черепашьи яйца и устриц, девушка ни за что не поверила бы. Теперь же она и сама не замечала того, как ловко, оказывается, она всё это умеет делать.
Впрочем, всё это умение пришло к ней далеко не сразу. В тот вечер, когда Элизабет проводила на «Голландец» Уильяма, она ещё не понимала того, какую недобрую шутку сыграла с ней судьба-злодейка. Девушка думала, что не пройдёт и двух дней, как её заберёт с этого острова какое-нибудь проходящее мимо судно и отвезёт домой, в Порт-Ройял. Но шли дни, а кораблей на горизонте всё не было видно. И тогда Элизабет поняла, что она, скорее всего, обречена провести на этом острове всю свою жизнь…. Что ж, она знала, на что идёт и чем рискует, и нечего теперь винить, кого бы то ни было, в своих собственных бедах.
Весь мир сузился для девушки до размеров этого острова, а все жизненные цели сошлись в одну: охрану сундука с сердцем её супруга…. Хотя, какой Уилл ей муж? Он ведь, так и не предъявил свои права на неё в первую брачную ночь… или день…. Не важно…
Воспоминания о неудавшейся первой брачной ночи вконец расстроили девушку. Она решительно сжала зубы, чтобы не расплакаться, и принялась яростно ворошить палкой догоравшие угли костра…
…Интересно, почему это она за последние несколько дней так и не вспомнила ни разу о своём… вроде как, супруге? Неужели, она его так быстро разлюбила? Как говорится, с глаз долой – из сердца вон…. Или…. Вообще никогда его и не любила по-настоящему?..
«Но ведь, это неправда, - подумала Лиз. – Разумеется, я люблю Уилла. Люблю, и никогда его не забуду…. Вот только…. Один день…и вся жизнь…. Не слишком ли велика цена?..»
Девушка всё отчётливее понимала то, что она совершила ошибку когда согласилась стать женой Уилла. И дело тут было не только и не столько в том, что за эту ошибку ей теперь придётся расплачиваться годами одиночества. Намного хуже было то, что на этом проклятом острове Элизабет поняла, что, на самом деле, Уилл всегда был для неё самым преданным другом и не более того. Глупо было видеть в нём возлюбленного и жениха, глупо и нелепо. Теперь девушка не иначе, как с ужасом представляла себе их несостоявшуюся семейную жизнь. Она понимала, что это окончательно погубило бы те тёплые дружеские чувства, которые связывали её с Уиллом…. Да и смогла бы она любить его не как подруга, а как жена и любовница? Хотела ли она рожать ему детей? Хотела ли прожить с ним всю жизнь до самой старости? Скорее всего, нет. Ей только хотелось сохранить хоть что-то от былой дружбы, вот она и внушила себе, что любит Уильяма, хотя, на самом деле…. Хотя на самом деле, любила Джека. А он сам вообще не принимал её всерьез и считал всего лишь вздорной девчонкой…. Что ж, порой она и в самом деле вела себя с ним как полная дурочка. Чего только стоили её неумелые заигрывания с Джеком на борту «Жемчужины»!.. Да, она уже тогда любила его. Любила, но боялась признаться в своих чувствах даже самой себе. Она намеренно делала вид, что он ей безразличен, хотя, на самом деле, один его вид сводил её с ума. Она тонула в его бездонных глазах. Она трепетала, когда он прикасался к ней. Она всё время боролась с искушением прижаться к нему или поцеловать его. И однажды, не в силах больше сражаться со своими собственными чувствами, она убила его, приковав к мачте и оставив на съедение кракену.
Элизабет думала, что когда Джека не станет, ей станет легче жить, и не нужно будет бороться с искушением…. Наивная!.. Когда Лиз осознала весь ужас содеянного ею, девушке стало ещё хуже. Она перестала спокойно спать, так как во сне она всегда видела ЕГО. Он ни в чём её не упрекал, но вынести пронзительный взгляд его глаз, она не могла даже во сне. И тогда она с той же решимостью, с какой она оставляла Джека на верную гибель, бросилась его спасать. Но за время, проведённое в тайнике Дэви Джонса, он сильно изменился, и стал относиться к ней так, как она раньше и хотела: уважительно и с опаской. Проблема была в том, что Элизабет больше не хотела, чтобы Джек относился к ней как к равной себе. Теперь она отдала бы всё на свете за то, чтобы он, как раньше, болтал с ней о всяких пустяках, называл её «цыпой» и заигрывал с ней. Но этого больше не было. Джек хорошо усвоил тот урок, который она ему преподала. Отныне он перестал ей доверять. Он не знал, чего ему ещё ждать от этой непредсказуемой особы, и потому, старался обходить Лиз десятой дорогой. И тогда девушка поняла, что она сама, своими руками, можно сказать, погубила всё хорошее, что когда-то было между ними…
И странно было бы сейчас ждать и надеяться на то, что он вспомнит о ней и вернётся. Не вернётся, никогда, ни за что.
«Вот и всё, Элизабет Свонн, - сказала себе девушка, - вот и всё. На этом твоя жизнь, можно сказать, кончилась, не успев толком начаться. У тебя никогда не будет ни мужа, ни детей, а самой тебе теперь придётся провести всю свою жизнь на этом жалком клочке суши, выполняя при этом ответственную миссию по охране сундука…. Разве этого ты хотела? Разве об этом мечтала всю свою жизнь?..»
Лиз присела на корточки возле кострища и начала снимать с раскалённого камня иссекшихся устриц. Несколько  минут она была занята исключительно этим важным делом, и не обращала внимания на происходящее вокруг.
Тем временем солнце успело почти до половины зайти за горизонт и на песок легли красноватые отблески заката. Море с тихим шелестом нагоняло на берег одну волну за другой, и больше не было слышно ни звука. Даже вечно крикливые чайки отчего-то замолчали. И тем более странно прозвучал в этой почти полной тишине звук шагов. Как будто, кто-то шёл по песчаному пляжу. 
Элизабет машинально посмотрела в ту сторону, откуда слышался звук шагов, но тут же опять отвернулась. «Нет, хватит выдумывать, - сказала она себе. – Кто может здесь появиться? Просто, наверное, это у меня уже от одиночества ум за разум начинает заходить».
Она опять занялась устрицами, надеясь, что наваждение исчезнет само по себе. Но оно и не думало исчезать. Звук шагов приближался, а затем внезапно смолк.
«Ну, вот и хорошо, - подумала Элизабет. – Вот и отлично…»
Она подняла голову и…. На какое-то мгновение девушке показалось, что она сходит с ума. Ведь в каких-то тридцати шагах от неё стоял и улыбался немного растерянной улыбкой капитан Джек Воробей. Заходящее за горизонт солнце бросало ало-золотые отсветы на его светло-серый кафтан и яркими сполохами играло на потрёпанной шляпе и многочисленных косичках.
Лиз ахнула, закрыла руками рот, попятилась назад, и воззрилась на капитана так, будто она увидела приведение.
-Вот я и вернулся к тебе, Лиззи, - сказал ей Джек. – Ну, а теперь делай со мной, что захочешь…
Сказав так, он улыбнулся несвойственной ему немного виноватой улыбкой и замолчал, причём весь вид бравого капитана выражал такое смирение и покорность, что Элизабет стало как-то не по себе. Но разве это имело какое-то значение? Главное, что он был здесь, рядом с ней. И тогда Лиз, испустив какой-то сдавленный вопль, со всех ног бросилась ему навстречу.
Руки девушки обвили его шею, а его руки сомкнулись у неё за спиной. Элизабет уткнула лицо в его плечо и впервые за последние десять дней почувствовала, что она в полной безопасности и что её злоключения на острове закончились.
Неожиданно девушкой завладела какая-то непонятная слабость. Колени её подогнулись, глаза закрылись, и ей показалось, что она летит в пугающую чёрную бездну. Элизабет Свонн, дочь покойного губернатора Ямайки, бесстрашный капитан «Императрицы», пиратский барон Сингапура, король Совета Берегового Братства, наконец, потеряла сознание. И последним, что она запомнила прежде, чем окончательно погрузиться в беспамятство, был встревоженный и недоумевающий взгляд Джека, ЕЁ капитана, ЕЁ любимого мужчины.
А потом она окончательно лишилась чувств.