PIRATES OF CARIBBEAN: русские файлы

PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы » Законченные макси- и миди-фики » Карибский апокаляпсус


Карибский апокаляпсус

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Да, сей поток сознания имеет место быть именно в общей теме по всем ныне существующим частям фильма.
Название: Карибский апокаляпсус
Автор: Зета
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13 (на всякий случай)
Персонажи: все уже до боли знакомые (кроме трагически и соввершенно беспардонно забытого Гектора Барбоссы), а так же многочисленные авторессы, Муз и Муза в эпизоде.
Дисклеймер: на героев Диснея не претендовала, не претендую и претендовать не собираюсь.
От автора: представленный ниже литературный апокалиптический изыск является прологом к не менее апокалиптической мини новелле, которая идет в кильватерной колонее прямо вслед за сим опусом.
Итак.
Часть первая...

Белое, напоминающее раскаленную лампочку Ильича, солнце в самом зените висело над приморским городком Порт-Роял в тот час, когда на деревянные сходни пристани ступили две пары ног. Одна из пар, 35-ого размера, принадлежала особе женского пола, и если вдаваться в совсем ненужные, но требуемые болезненным вдохновением подробности, была обута в коричневые замшевые туфельки, и тут же задорно застучала каблучками по теплому деревянному настилу. Вторая пара ног, судя по неопределенному, но крайне впечатляющему размеру, принадлежала мужчине и щеголяла хитро сплетенными кожаными сандалиями. Сделав несколько шагов, обладатели таких непохожих друг на друга нижних конечностей в нерешительности остановились, с полнейшим непониманием в глазах оглядываясь по сторонам...
На этом месте следует прервать пока еще крайне скудное на особую информативность повествование и немного представить смельчаков, зюйд-зюйд вестом занесенных на плодовитую литературную почву острова Ямайка. Нервно оглядывая окружающий пейзаж, прокаливались беспощадным тропическим солнцем переполненная писательским рвением авторесса и ее беспокойный холерик-Муз. Местная «таможня» в лице представительного джентльмена с учетной книгой и мальчиком-негритенком с невыразимой болью во взоре оглядела вновь прибывших.  Тренированным глазом распознав не слишком опасного графомана и ее верного оруженосца, то бишь непосредственного носителя невнятного вдохновения, многострадальный портовой ресепшн предпочел предложить плату в –цать шиллингов, лишь бы только очередные, хоть и крайне безобидные с виду рецидивисты отменили свою чреватую неизбежными последствиями экспедицию в город. Но звенящие шиллинги крайне мало интересовали авторессу, поэтому она просто криво и виновато улыбнулась, и, не дожидаясь решительных действий со стороны отчаянного блюстителя порядка и учета, поспешила убраться со сходней, неотступно сопровождаемая взъерошенным Музом, лихорадочный блеск в глазах которого не сулил ничего хорошего ни одному из участников данного опуса...
Порт-Роял встретил незваных гостей шумом и зрелищными мероприятиями. Взяв под локоть своего верного спутника, авторесса напряженно изучала творящееся в городе безумие, сравнить с которым можно было разве что последний день славного города Помпеи… И виной тому было не нападение кровожадных морских разбойников, хотя в фигуральном смысле это сравнение подошло бы как нельзя кстати. Дело было куда серьезнее… У причала было пришвартовано множество кораблей, причем своим количеством они напоминали кишащий кишмя лосось на нересте – так много судов гавань Порт-Рояла не видела даже в бытность колонизации. Однако в этом космическом беспорядке плавательных средств наблюдался определенный принцип: среди дремучего леса гротов реяли три вида стягов – гордо перечеркнутый абордажными саблями геометричный значок женской фигуры на голубом фоне; красно-белое полотно, изображающее сидящего на носу у лебедя аллегоричного воробья, а так же ядовито-розовый флаг с пошло подмигивающей физиономией божественно прекрасной нимфетки. Экипажи судов переругивались, брали друг друга на абордаж и перестреливались тоннами исписанной бумаги, периодически лишая противника способности на ответный удар – так отчаянно раздавались в ответ плаксивые женские вопли с просьбой о загадочной «проде» или о настоятельном желании «выпить йаду».
А сквозь лес грот-мачт пытливый глаз авторессы разглядел самую настоящую морскую баталию, живописно развернувшуюся при выходе в открытое море. Там, на фоне манящего горизонта, отчаянно боролись за честь, свободу и независимость экипажи «Черной Жемчужины» и «Разящего». Их противники, а именно эскадра линейных кораблей под голубыми флагами слэшеревской державы, настырно пыталась прижать несчастные суда друг к другу с целью познакомить их капитанов поближе. Капитаны драли глотки, умерщвляя в полете чаек витиеватостью проклятий, и с переменным успехом держали дистанцию. Периодически в баталию вмешивались фрегаты под красно-белыми лебедино-воробьиными флагами, отбивали «Черную Жемчужину» и пытались пришвартоваться к и без того плотно забитой пристани, стоя на которой в исступлении рыдала и простирала тоненькие ручки заправского фехтовальщика Лизавета Суонн. В эти минуты с палубы «Разящего» слышались многочисленные крики радости команды и одиночный злобный вой всеми покинутого коммодора… Но заботливые «голубые флаги» даром времени не теряли – они кидались в погоню, разгоняли «красно-белых» и все повторялось по-новому. Иногда разнообразие в эту столь бесконечную, сколь и бестолковую возню вводили экипажи невероятных пород судов под ядовито-розовыми флагами – прорываясь сквозь кольцо слэшеров и распределяясь на две части, с криками «Я спасу тебя, Джек/Джеймс, любимый!» отважные пиратки-авторессы высаживали свой прекрасный десант на палубы «Жемчужины» и «Разящего». Но десант этот, впрочем, не задерживался там надолго, поскольку экипажи Воробья и Норрингтона, под чутким командованием вышеупомянутых капитанов, увлеченно кидали прекрасных дев за борт, громко сожалея, что их нельзя зарядить в пушки и палить на настырным противникам.
В этот морской бой, идущий с переменным успехом каждой из сторон-участников, безуспешно пыталось вступить еще одно судно – у самого причала, аки выкинутый на сушу кашалот, бился и не мог отчалить легендарный, а теперь еще и изрядно помятый «Летучий Голландец». Вереницы литературных бригантин, фрегатов, галеонов и прочего плавучего безобразия зажали это несчастное быстроходное имущество капитана Джонса, словно пассажира в переполненном трамвае, не давая даже помыслить о том, чтоб совершить полное погружение. Тут же, в отчаянном жесте вздымая щупальца, выныривал кракен, но почти сразу с позором погружался вновь, не в силах вынести меткие, прицельные удары эпопеическими шедеврами юных авторесс по нежным участкам тела под нечеловеческие крики «Это тебе за Воробья, закуска!». Авторши, воодушевляясь капитуляцией морского ужаса, брали «Летучий Голландец» на абордаж и пытали, безжалостно пытали боцмана, в тщетной попытке выяснить, где скрывается капитан Дэйви Джонс. Боцман, к своему бесконечному сожалению, не знал и терпел, громко бранился и диву давался - что вытворяли неистовые девицы с его плеткой…
«А действительно, где же капитан Джонс?» - почесав репу  и нахмурив бровки, осведомилась у своего Муза авторесса.
«Ну, каааак же где?» - расплылся в улыбке нахальный носитель вдохновения, взял свою протеже за руку, взмахнул куцыми крылышками и щелкнул пальцами. В ту же секунду какой-то неизученный физический закон вымышленно-литературного мира закинул пытливую авторессу и ее спутника на какой-то внушительных размеров балкон, с которого как на ладони была видна гавань и творящийся в ней вышеописанный беспредел. Но долго любоваться происходящим не входило в планы Муза, поэтому он, проявляя прямо-таки тайноагентческие таланты, приложил палец к губам и неслышно шагнул к балконной двери. Авторесса в свою очередь послушно последовала за ним, навостряя уши и приготовляясь внимать тайну…
В комнате, находящейся за интригующим дверным проемом было шумно. Шумно, но немноголюдно. Такой вывод сделали новоявленная молодая писака и ее Муз, с максимальной осторожностью заглядывая в дверной проем. Эта самая комната оказалась ни чем иным, как рабочим кабинетом с рисованной картой мира на всю стену, возле которой стоял тщедушный субъект в парике и выводил кораблик, гордо вздымающий свои белые паруса над территорией Карибского бассейна. На творящуюся в кабинете суматоху этот джентльмен, всецело поглощенный созидательным творчеством, не обращал ровным счетом никакого внимания. А обратить его, прямо скажем, было на что… Сотрясая потолок, стены и прочие части архитектурного сооружения проклятьями, с громким стуком мерил шагами периметр внушительных размеров помещения Морской дьявол, нелегально сошедший на землю. От словесных изысков капитана Джонса самовозгорались карты и прочая документация, обсыпалась штукатурка и вяли пальмы за окном – Само Море на чем свет стоит материло весь женский род... «Вторым голосом» в непередаваемой какофонии звуков был не кто иной, как лорд Беккет. Непосредственный носитель всеобъемлющей власти Ост-Индийской компании совершенно бесцеремонно, с жалобным завыванием рыдал… В перерывах между истериками лорд в исступлении бился головой о стол и на все лады проклинал свою жадность, а так же все генеалогическое древо некоего Джеймса Норрингтона, который не поленился в один прекрасный день явить к нему свою грязную и заросшую неуставной бородой физиономию и небрежным, но крайне эффектным жестом вручить сердце капитана Джонса, чем накликал беду в виде бесчисленного количества авторесс, желающих во что бы то ни стало, любой ценой заполучить сердце Морского дьявола и освободить своего ненаглядного капитана Воробья из вечного плена… Вот и сейчас воинственные особы осаждали дверь кабинета, тараня ее с нечеловеческим остервенением и призывая Джонса и Беккета капитулировать, не дожидаясь контрмер. Время от времени Беккет вскакивал и предлагал сдаться, но Джонс властной клешней заставлял лорда принять исходную позицию и всеми своими щупальцами грозил сотрясающейся двери, заявляя, что пока кракен не оперится и не воспарит в небеса, живыми они не дадутся…
Авторесса решительным движением оторвалась от созерцания трагической сцены осады кабинета и взглянула на Муза:
«Бедняги, - сказала она, вытирая непрошеную слезу. – Ну, что ж, сами виноваты… Не нужно было Беккету вмешивать Вилли в авантюру с сердцем – без него, кажись, и не нашли бы орган. Ооо, а где же, кстати, наш славный, удалой кузнец? Я что-то не приметила его на этом празднике жизни…»
«И, правда, - озадачился Муз. – А впрочем, кузнец – субстанция не особо популярная, мог и затеряться где-нибудь в Порт-Роялских кварталах».
И действительно, Уильям Уильямович Тернер обнаружился неподалеку от пристани, со вселенской скорбью в глазах наблюдающий за невестой, всем сердцем устремившейся к гордой «Черной Жемчужине» и ее лихому капитану. Минуты грустного созерцания периодически взрывали вездесущие авторессы, которые с визгом подхватывали Тернера на руки и вдохновенно бежали то по направлению к мисс Суонн, то к кораблям, намереваясь порадовать командора и Воробья «третьим нелишним», то к резиденции оккупированного лорда Беккета, чтобы благородно красть сердце, то вообще в неизвестном направлении, прочь из города, приговаривая «Вот Леголасик-то обрадуется!», но на полпути к цели неизменно роняли беднягу, устремляясь к чему-то более высокому, и, высказывая общую мысль «А зачем нам кузнец? Нам кузнец не нужен», исчезали так же быстро, как и появлялись. Уилл поднимался, отряхивался и сомнамбулически шел обратно на прежнее место, чтобы геройски продолжать созерцание своей неверной зазнобы…
Авторесса сморкнулась в заранее подготовленный для подобных мероприятий платочек. Смотреть на убитого скорбью Тернера было выше ее сил, как впрочем и на остальной апокалипсис, охвативший мирный провинциальный порт. Она решительно тряхнула головой и хмуро посмотрела на Муза, желая по выражению его физиономии определить дальнейший порядок действий. Тот только пожал плечами, всем своим видом показывая полнейшую неспособность мыслить конструктивно относительно их последующих передвижений. Но тут сама Судьба вмешалась в течение событий – наших героев чуть не затоптала толпа гудящих, словно рой саранчи, авторесс, которые с лихорадочным блеском в безумных глазах мчались галопом куда-то Вдаль. Из общего гула голосов вполне определенно доносились фразы «Тиа Далма, Тиа Далма! Шаманка, Тиа Далма! Она поможет!!» Авторесса проанализировала поступившую в мозг информацию и хитро взглянула на Муза. Муз с готовностью кивнул – он всеми конечностями поддерживал идею нанести визит темнокожей ведьме…
Пыль, вздымавшаяся летящими на всех парусах к Тиа Далме авторшами, привела наших героев к форту, который был пуст и безлюден до такой степени, что по нему свободно гулял поражающий воображение сквозняк, – солдаты с позором сдали стратегически важную точку города, благо у командора на данный момент были дела посерьезнее, чем увлеченно драть уши трусливым подчиненным. Следуя за шумными криками и визгами, авторесса и ее нескладный вдохновитель пересекли внутренний двор, по которому ветер живописно гонял многочисленные измятые и исписанные листы бумаги и, наконец, обнаружили место шабаша юных писак – под колоколом, на котором гнездился желтый питон, на внешней стене форта восседала Тиа Далма и хриплым, срывающимся голосом декламировала пророчества. Авторши облепили ее словно стервятники, но темнокожая ведунья держалась молодцом, периодически, правда, прикладываясь к подозрительной фляге, на которой не менее подозрительно было жирными буквами выведено «Джин». В нее, будто огонь артиллерии посекундно летели требования сказать, как спасти Воробья, где найти Джонса, куда, черт возьми, все время девается ром, а также множество других вопросов, которые по этическим соображениям не могут быть озвучены здесь…  С перекошенным лицом послушав все это, Муз растолкал могучим плечом дамский курятник и протолкнул свою подопечную прямо под мутны очи Тиа Далмы. Ведьма кинула усталый взгляд на авторессу, но тут же сделала страшное лицо и с угрожающим акцентом прошипела: «Тернер и Норрингтон!!»
«Тьфу на вас! – в сердцах сказала авторесса. – Я такое не пишу!»
Мявшиеся в толпе слэшеры угрожающе защелкали клювами и тут же стали наперебой предлагать свои варианты развития событий.
«Цыц, содомисты! – скомандовала шаманка, ударив чем-то тяжелым в колокол, аки боярин на вече. – А ты, моя недогадливая, подумай хорошенько над словами Тиа Далмы, и желательно не в таком узком профиле. А теперь прощай!» - и продолжила свою утомительную деятельность по обслуживанию авторш, которым не терпелось выведать у нее что-нибудь эдакое.
Юная графоманка озадачилась. Зачем ей нужен экзотический коктейль из кузнеца и коммондора, она не знала и деловито осведомлялась об этом у Муза. К безграничному сожалению обоих, Муз тоже не знал и тяжко вздыхал. Тогда авторесса предложила прогуляться по внутреннему двору форта, чтобы хоть чем-нибудь заняться. Над каменными плитами двора аки призраки красиво летали белые листы, на которых были старательно начертаны чьи-то литературные труды. Муз поймал пару листочков, начал читать, но практически тут же с невероятным количеством выражений на лице разорвал и кинул под ноги.
«Ну, тефтели куриные, ну понапишут!» - только и вымолвил он, задыхаясь и потрясая в воздухе кулаком.
Авторесса только устало воззрилась на своего верного спутника и промямлила:
«Даа, человеческая фантазия ввергает меня порой в священный трепет. А что ты предлагаешь? Ведь как говорится, рукописи не горят… И не тонут. Они ведь электронные…»
«Мммм… - многозначительно промычал носитель хрупкого вдохновения. – Гхмммм…» - но тут с длинной физиономией Духа Творчества произошла впечатляющая метаморфоза – она просияла и заискрилась Идеей. Он схватил за руку свою авторессу, которая недоверчиво косилась на него, стоя в пол-оборота, и с воинственным криком «К Тернеру!!!!» рванул прочь из форта, на волю вольную городских улиц. Более привыкшая к умственным нагрузкам авторесса стала умолять пристрелить ее уже после первой стометровки – она хрипела, стонала, порывалась падать, но Муз упрямо тащил ее невнятными переулками, периодически невысоко воспаряя на своих цыплячьих крылышках. На Тернера наткнулись неожиданно и эффектно – вид мчащейся галопом взмыленной, всклокоченной авторессы и тянущего ее на буксире Муза, лицо которого было страшно перекошено от сознания фундаментальности посетившей его Идеи, совершенно неожиданно подействовали на толпу слэшеров, с вдохновенными лицами волокущими куда-то Уилла: вместо того, чтобы защищать свою добычу от неожиданно нарисовавшейся на горизонте химеры, юные певицы мужской любви с визгами катапультировали Тернера на теплую мостовую и молниеносно ретировались, гордо выкрикивая «Не очень-то и хотелось!» Уильям Уильямович сначала обиделся на такую постановку фразы, но принимая вертикальное положение все же решил, что, может, оно и к лучшему. Но не настолько к лучшему, чтобы по этому случаю прекратить скорбеть над разрушенной любовью. Засим он жалостливо вздохнул, чем буквально разорвал авторессе сердце, и устало побрел к пристани…
«Эй, Ромео! – издалека, пожалуй, очень даже издалека начал Муз, поскольку Тернер даже не обернулся на такого рода оклик. – В смысле, Уилл!» - на этом месте Дух Вдохновения возликовал, так как кузнец навострил уши и, повернувшись, подарил ему полный вселенской тоски взгляд.
«Есть дело, приятель», - добавил Муз, по-бондовски прищурившись.
Тернер еще раз вздохнул и оглядел странную парочку - лохматый высокий субъект в ночнушке, трепыхающий небольшими крылышками, больше похожий на карикатуру на ангела, чем на носителя вдохновения, кем по сути он являлся, а рядом с ним низенькая, а при таком спутнике кажущаяся совсем коротышкой, нагловатого вида авторесса. Кузнец почуял недоброе, но виду не показал и на всякий случай вымученно улыбнулся в надежде, что может быть эти хоть ненадолго, но все же вернут ему Лизоньку.
«Эй, ретивый мой, - вмешалась авторесса, - а ты не хочешь просветить сначала меня относительно своей гениальной задумки?»
На что Муз виновато сморщился и с готовностью затараторил: «Ты же сама говоришь, что сделать мы все равно ничего не сможем с творящимся здесь… - тут он широким жестом Александра Македонского показал авторессе масштабность понятия «здесь», - с творящимся здесь безумием, поэтому будем творить свое! Как говорится, клин клином вышибают!»
По моментально загоревшимся глазам юной графоманки Тернер понял, что недаром почуял недоброе. А на основе того, как расплылись в гнусной улыбке лица авторессы и генератора ее всеобъемлющих идей, Уилл сделал один маленький, но очень гордый вывод – прочь отсюда!..

2

Часть вторая, незаключительная

Но… Судьба придерживалась иного мнения… Как только сообразительному кузнецу пришла в голову столь удачная, хотя и не очень своевременная идея, где-то над их головами, в лазурном высоком небе раздался громкий вопль, возвестивший о том, что какой-то, пока еще живой, объект стремительно идет на сближение с землей.  И прежде чем все участники происшествия успели должным образом среагировать, на поистине неудачливого в этот день, как, впрочем, и во многие другие дни, Уильяма Тернера, в буквальном смысле слова с небес свалилось что-то черное. А поток сложноподчиненных предложений, смыслом которых было, мягко скажем, справедливое недовольство ситуацией, возвестил о том, что мало того, что упавший, а точнее упавшая, жива живехонька, но еще и способна на весьма хитрые синтаксические речевые обороты. «….Ууу, куропатка! Не Муза, а…. Агррррх! Ну и лети к кошкам!» - завершила свою впечатляющую тираду еще одна авторесса (в принадлежности упавшей дамы к этому распространенному виду творцов Тернер не сомневался ни секунды) и, отряхиваясь, начала подниматься на ноги.
«Не, ты представляешь, - вещала весьма впечатляющего вида скинутая с небес мадмуазель, обращаясь к уже знакомой и ей, и нам авторессе, - эта с позволения сказать му.. Муза неслась со мной, неслась к вершинам вдохновенья, и тут на тебе! Ну, обозвала я ее сбитым летчиком – но кто ж так летает, без предупреждения входя в штопор? А она взяла да и сбросила, сссс-с-слабонервная… Хорошо хоть до места назначения долетели, а то скинь она меня над морем – упустили б мы Тернера! Успела…» - многозначительно закончила она и подмигнула своей сообщнице.
«Для чего я вам? – сверкнув очами, гордо продекламировал все еще лежащий на земле Уильям. – Что вам нужно? Но что бы то ни было, знайте - ради Элизабет я готов на все!»
Авторессы многозначительно переглянулись, выразив этим полнейшую готовность немедленно воспользоваться выгодным предложением отчаянного кузнеца.
«Приятель, ты много знаешь о Дэйви Джонсе? – хохотнул Муз, но, поняв неуместность шутки, принял самый серьезный вид и продолжил: -  Уилл, ответь мне, ты же хочешь сделать так, чтобы твоя зазноба, наконец, забыла о Джеке Воробье?»
От такого революционного начала кузнец оторопел. Что-то в этом соблазнительном предложении настораживало. Оооочень настораживало. Но тем не менее, это была истиннейшая правда, и в знак согласия он неуверенно кивнул, привычно буркнув «Капитане… Джеке Воробье». Последовавшее же за этим жестом согласия продолжение речи Духа Вдохновения было на редкость нелогичным. Выдержав интригующую паузу, он объявил: «В таком случае нам нужно попасть на «Разящий»!
Признаться, авторессы не обладали способностью просчитывать умственные ходы Муза вперед… За какими петрушками им нужен был «Разящий» со всеми вытекающими из него последствиями, не догадывался ни один участник этой странной сходки, кроме неистощимого генератора идей, поэтому на его переполненное энтузиазмом до краев лицо воззрилось три пары немигающих глаз, выражавших самые разные эмоциональные состояния. Муз гордо улыбался и ждал оваций. Легким ветерком просквозило непонимание и раздражение… Наконец, неловкое молчание нарушила одна из авторесс, та самая, с которой мы познакомили читателя в самом начале этой эпопеической драмы:
«Ты такой же плохой интриган, как я – асфальтоукладчица, друг мой. Выкладывай давай попроще, что надумал – это тебе не клуб любителей дедуктивного метода!»
«Нуууу, как бы это сказать… вообщем, вернем мы, Уилл, тебе твою дамочку, - промямлил Муз, подозрительно избегая смотреть в молниеносно сменившие выражение и теперь загоревшиеся Надеждой глаза Тернера, – может быть… Но… в этом нам потребуется помощь коммодора…»
Спичка на фитиль, ведущий к бочке с порохом, гордое имя которой звучит как Уильям Уильямович Тернер, была брошена. Коротенькие усики воинственно затопорщились, а в темных очах заискрилась Решимость. Вообщем, клиент дошел до кондиции. Зато до кондиции не дошли авторессы, но звучное и крайне емкое слово «коммодор» вызвало у них массу всеобъемлющих предположений и идей. Они благоразумно решили не осведомляться при Тернере о подробностях гениальной затеи, поэтому дальнейшие мероприятия не заставили себя долго ждать. В считанные минуты была развернута масштабная компания по разработке плана отвлечения слэшеревской эскадры от «Разящего», а заодно и от многострадальной «Жемчужины», а также даны архиважные обязанности кузнецу, который, в сущности, и должен был как истинный рыцарь печального образа, как отважный мушкетер в одиночку отвлекать противника. Авторессы живописно порвали Уильяму на груди рубаху, а Муз со вздохом выудил откуда-то из-под своей ночнушки подозрительного вида плетку и вручил ее онемевшему кузнецу, покраснев под недоуменными взглядами юных графоманок. Засим операция началась….

Некоторое время спустя экипажи капитана Воробья и Норрингтона были порядком удивлены тем фактом, что многочисленная слэшеровская эскадра неожиданно оставила их в покое и навострила свои бушприты к пристани. Не зная, чем обусловлен сей маневр противника, они были крайне озадачены и громко строили всевозможные предположения, одно страшнее другого. Больше всех, по причине неприлично развитого для моряка воображения, отличался сочинительством мистер Гиббс, за что поплатился не одним зубом. Но, оставим же на время экипажи этих достойных судов теряться в многочисленных догадках и попробуем прояснить, что же так привлекло товарищей содомистов на пристани славного Порт-Рояла.
А заинтересовало их вот какое крупномасштабное действо: возле пришвартованного среди десятков разнообразных судов «Летучего Голландца» вертелся Уильям Тернер и, не дуя в редкий ус, клеил боцмана… Клеил громко и требовательно, старательно отрабатывая данное авторессами поручение, чем вызывал зубодробильную брань всего экипажа корабля-призрака, над которой впечатляюще возвышался практически оперный боцманский бас, проклятия в исполнении которого звучали так двусмысленно, что при всем своем деликатном желании устроить счастье капитанов «Жемчужины» и «Разящего», слэшеровская братия не могла пропустить такого эксклюзивного зрелища, поэтому, оставив на произвол судьбы вышеобозначенные суда, она вдохновенно рванула к берегу …
Этим поистине удачным моментом и воспользовались две предприимчивые авторессы и один неуемный Муз – они спешно отыскали на пристани какой-то дырявый шлюп и теперь методично подгребали к «Разящему». Мореходы из юных графоманок были, мягко скажем, неважные, поэтому всю массу капитанских обязанностей на себя взял Дух Вдохновения, сквозь зубы ругаясь и смачно приговаривая «Адмиральши! Ууу… планктон литературный, грот-марсель вам в брамсель!». Авторессы же были настолько увлечены выплескиванием из посудины воды, что, к счастью Муза, не спешили реагировать на столь нелестные эпитеты, совершая нехитрые поступательные движения руками… Но, не дойдя до «Разящего» каких-то три четверти пути, шлюп начал подло тонуть. Вся бравая троица в честь этого обстоятельства мгновенно приуныла и стала вяло осведомляться друг у друга о планах на ближайшее будущее. Как оказалось, планов было целых два, и были они, признаться, вполне предсказуемые. Согласно одному из них, предложенному щедрым на всякие изыски Музом, до цели их путешествия, гордо вздымавшей свои борта над морской пучиной, можно было добраться вплавь. И как не трудно будет догадаться, брезгливые авторессы предпочти плесканию в бирюзовых волнах Карибского моря приятную альтернативу небольшого путешествия по воздуху, подарив Музу гордый титул воздухоплавательного средства как вполне, кстати, летательнопригодному существу. Тот сначала рьяно сопротивлялся, но как только подол его драгоценной ночнушки начал мокнуть от наполовину заполнившей шлюп воды, поспешно подхватил авторесс и, аки Змей Горыныч, похитивший двух сомнительного вида царевен, воспарил в небеса…
Коммодор Норрингтон стоял на шканцах флагманского корабля «Разящий» и старательно сливался с подзорной трубой в одно неделимое целое. Он смотрел на постепенно удаляющуюся слэшеровскую армаду, отчаянно пытаясь разгадать ее неожиданный маневр. Весь офицерский состав, словно стадо сусликов застыл на палубе, строя всевозможные предположения, а так же не забывая при этом подло и широко улыбаться и увлеченно махать треуголками «Черной Жемчужине», к которой в спешном порядке уже подплывали вездесущие суда спаррабетчиков, экипажи  которых задорно размахивали красно-белыми флагами и радостно распевали всем составом «Никуда не денешься, влюбишься и женишься, все равно ты будешь с ней…»
Коммодор уже начал привычно гортанно подвывать, мучаясь неуставным чувством зависти к неожиданно испарившемуся с палубы «Жемчужины» Воробью, как вдруг прямо перед его подзорной трубой на палубу плюхнулось что-то неопределенное. Нужно отдать должное реакции Норрингтона – за какую-то долю секунды он оторвался от окуляра, кинул трубу стоящему рядом лейтенанту (который, впрочем, выгодно оттенил ловкость начальства, со вскриком выронив казенный прибор) и выхватил шпагу. Наступила мертвая, недвижимая тишина, которую нарушало только позвякивание катившейся по направлению к баку подзорной трубы да скрип такелажа.
«День добрый!» - сдавленным голосом поздоровалась с экипажем «Разящего» неопределенная куча из трех тел, возлегающая на палубе прямо перед начищенными башмаками коммодора. Норрингтон, как непосредственный громко- и главноговоритель, не отвечал, а с каким-то кровожадным интересом разглядывал десантировавших на корабль диверсантов. Его взору представлялась милейшая картина – друг на друге, напоминая слоеный пирог, валялись две девицы, а сверху эта аллегория десерта была увенчана подозрительным крылатым и лохматым типом. Авторесс на своем веку доблестный служитель Британской короны повидал немало и успел преисполниться по отношению к ним такой неподдельной ненависти, что теперь не мог собраться с мыслями и решить, как же выплеснуть ее на так удачно свалившихся на него представительниц назойливой графоманской братии. Тем более, что впечатление, которое производили эти авторессы, наталкивало на некие подозрения относительно сомнительности жанра их писанины. На коммодора снизу вверх приветливо взирал странный и на редкость контрастный творческий дуэт: брюнетистого вида мадмуазель, звенящими побрякушками и цветастой кофточкой, от которой буквально разъедало глаза, навевающая мысли о принадлежности к кочующему цыганскому табору, а так же бледная и рыжеволосая, томная барышня, облаченная во все черное, аки молодая вдовушка. Юные писаки тоже не спешили нарушить молчание, а просто с интересом следили за желтенькой пампушкой на эфесе коммодоровой шпаги, живописно болтающейся по ветру.  Наконец, крылатый субъект нарушил напряженное молчание, запоздало оповестив своих протеже: «Ну, вот и прибыли…»
Эта фраза прозвучала как команда «отомри!» - экипаж «Разящего» угрожающе зашумел, а Норрингтон, ядовито улыбнувшись, поправил треуголку и ласково так промурлыкал: «Как прибыли, так и убудете. За борт их!»

3

Финальный аккорд

...Офицерский состав радостно передал команду младшим по званию, и на авторесс, потирая руки, начали наступать не брезгующие праведной местью солдатики.
«Это еще что за теплый прием, коммодор?» – возмутилась рыжеволосая дамочка, поспешно вскакивая на ноги и брезгливо отряхиваясь, чем вызвала у Норрингтона непреодолимое желание намылить шею вахтенным по причине явной неуставной нестерильности палубы.
«Бедняга, зашугали его совсем, - запричитала вторая авторесса. – Ну, ничего, мы это дело поправим!»
«Поправим-поправим, - подхватила первая, расплываясь в не сулившей ничего хорошей улыбке, - А потом догоним и еще раз поправим. Послушайте, многоуважаемый сеньор-коммодор, позвольте осведомиться, а что вы думаете о многофункциональности такого предмета обмундирования, как парик?  Вот представьте себе…»
«Отставить! – хрипло и подозрительно поспешно рявкнул Норрингтон, бледнея и, видимо догадываясь о богатой многофункциональности бутафорской шевелюры, упомянутой только что авторессой. – Каааааак допустили проникновение на палубу военного судна гражданских диверсантов? – в бессилии напустился он на побледневший офицерский состав, потрясая шпагой. – Что вы шлепаете губами, лейтенант Грувз, словно на вас паралич напал? Родите уже, наконец, вразумительное оправдание своей безалаберности! И где лейтенант Джиллет? Где Джиллет, я спрашиваю? Почему мое начальственное око не видит этот памятник вселенской бестолочи на палубе во время стратегически важных маневров и опасных диверсий?»
«Да что вы переживаете, коммодор? – всплеснул руками подозрительный крылатый тип в белом сарафане, – Не кричите, не по вашу душеньку нас сюда принесло. Есть тут у вас один «памятник вселенской бестолочи», который позарез нам понадобился…»
Вдохновение, мгновенно озарившее лица юных графоманок, возвестило Духа Творчества о том, что его невероятная идея, приведшая их на борт «Разящего», разгадана и одобрена этим странным альянсом. Девицы заулыбались, засияли и стали нетерпеливо потирать ручки, злорадно поглядывая на командора.
«Что? – мгновенно остыл Норрингтон, в глубине души как-то даже обидевшись на такое странное проявление внимания к бесполезному лейтенанту. – Зачем вам этот… этот недостойный служитель Британской короны?»
«Солить мы его на зиму будем! – привычно отозвалась брюнетистого вида авторесса, брякнув металлоконструкциями в ушах,  охотно отзывающихся на термин «серьги». – Это шутка, коммодор, не надо делать такое лицо, я ж вам не предлагаю попробовать то, что получилось бы из лейтенанта! Вы мне лучше вот что скажите, друг любезный, хотите ли, чтобы мисс Суонн думать о Воробье забыла?» - и пытливо взглянула на своего вдохновителя, который нетерпеливо топорщил редкие перья в куцых крылышках. Тот, выражая полнейшую солидарность со словами авторессы, с готовностью кивнул.
А коммодор с готовностью выронил шпагу. Он не был столь наивен, как юноша Тернер, и заподозрил странную троицу в какой-то дикой идее, при воплощении которой среди пострадавших вполне могут оказаться невозможная, но горячо любимая и взлелеянная мечтами мисс Суонн, а так же безалаберный, тщеславный и глупый, но бесконечно удобный для того, чтобы удачно срывать на нем злость, лейтенант Джиллет. Норрингтон заметно позеленел.
«Да все равно она вашей не будет! – милосердно сообщила рыжеволосая авторесса в черном, поднимая валяющуюся на палубе коммодорову шпагу и деловито взвешивая ее в руке. – Что вы так затряслись над этой дамочкой? А ведь немного разнообразия в жизни ей не помешает…»
«О каком таком разнообразии, сударыня, вы толкуете? – ревниво выхватив из рук авторессы свое оружие, зашипел коммодор, напоминая до невозможности рассерженного гуся. – Ей Воробей по милости ваших коллег доставляет такое разнообразие, оно же безобразие, что, осмелюсь доложить, как-то необычайно хочется и Воробья, и бумагомарательниц этих развесить, знаете ли, так красиво на реях «Разящего» и любоваться регулярно перед сном! И причем тут, позвольте узнать, лейтенант Джиллет?»
«Оооооо, ему предстоит решающая роль! Он нужен нам для выполнения особо опасного задания по избавлению Джека Воробья от мисс Суонн… - доверительным шепотом сообщила вторая графоманка, решительно наступая на Норрингтона и беспощадно ослепляя его термоядерным цветом своей кофточки. - То есть, я хотела сказать наоборот, конечно же мисс Суонн от посягательств капитана Воробья! И нет! Даже не просите взять на себя эту чудовищную миссию – я не переживу, если с вами что-то случится, коммодор!» – хлюпнув носом и трагически взвыв, завершила она свой монолог.
Норрингтон смутился. Он чувствовал себя так, словно на полях его треуголки, точно в клумбе губернаторского сада, заколосились розовые пионы. При всем понимании идиотизма сложившейся ситуации и глупости приведенных авторессами доводов, его крайне дезорганизовывали эти старательно изображающие обожание и отчаяние дамочки, заламывающие руки и хлопающие глазами с такой надеждой во взоре, что прошибало на горючую слезу.
«Какой-то вы бред задумали, барышни, - наконец буркнул он. – Извольте покинуть флагман и впредь не обращаться ко мне с такими непристойными предложениями!»
Авторессы выпучили глаза, булькая что-то невнятное о непристойных предложениях и о перспективе их применения относительно его светлости коммодора в дальнейших литературных опусах их собственного сочинительства. Но Дух Вдохновения, он же Муз, он же сволочь ленивая, снова превзошел все ожидания авторесс и как супергерой в последний момент спас мир… Ну, если не мир, то хотя бы свою невероятную затею-ахинею. 
«Минуточку, мистер Норрингтон, почему-то я уверен, что найдется весьма веская причина, по которой вам придется смириться с требованиями эээ…  дам…– начал он, нацепив на себя вид прожженного бюрократа. – Извольте взглянуть», - и полез за пазуху. После недолгих манипуляций на свет Божий была извлечена некая свернутая бумажка, бережно удерживаемая за кончик. Авторессы с удивлением замерли, а коммодор лишь лениво поднял бровь, всем своим видом демонстрируя полнейшее презрение ко всякого рода макулатуре. Муз же, имея вид деловой и важный, развернул бумажку и зачитал, трепыхая от сознания собственной гениальности крылышками: «Решением Его Величества, короля Англии коммодору Джеймсу Норрингтону повелевается: выдать предъявителям сего документа, суть авторессам,  того, кого они затребуют, неукоснительно и немедленно. Подпись, дата, печать. Вуаля, сударь, ознакомьтесь», - и сунул драгоценную писанину коммодору под нос. Тот титаническим усилием воли перевел взгляд на прыгающие в непосредственной близости от носа строчки и настороженно пробежался по ним. «Драть вас всех», - подумал он, нервно дернув уголком рта, и будучи не в силах не признать подлинность. Невероятную подлинность. А впрочем, чего же тут невероятного? Графоманская братия еще и не такие изыски способна…
Здоровое деструктивное желание боролось в служителе Британской короны с нездоровыми этическими и моральными пережитками. Стоит ли упоминать, что победило последнее… Коммодор шумно выдохнул и, прикрыв очи, подавлял раздражение. Хотя, пожалуй, все же не раздражение… А жажду писательской крови… Но, вариантов действий у него, как у канонического героя, все равно было на редкость немного, а точнее  один. И совсем не тот, о котором он так страстно мечтал еще с тех пор, как первый слешер обратил свое внимание на его представительную персону.. Весьма и весьма себе, знаете ли, вариант… Но, не будем же об этом и вернемся к нашему повествованию.
Норрингтон заметно приуныл и ядовито осведомился:
«Так значит, лейтенанта Джиллета вы желаете, сударыни? Ну что ж, не смею отказать таким… таким… таким очаровательным особам, - последние слова вышли на редкость неубедительно. – Не имею полномочий, знаете ли! Джиллет!!! – рявкнул он так, что авторессам заложило уши, а офицерскому составу сорвало с голов треуголки. - Лейтенант Джиллет!»
Ответом коммодору была поэтически недвижимая, аки туманы над болотами, тишина…
«Букли парика у вас в уши забились, что ли? – громко поинтересовался Норрингтон, нетерпеливо потоптавшись на месте. – Лейтенант Джиллет!!! Лейтенант Джиллет! Лейтенант Грувз! – вдруг переключился непредсказуемый механизм требований коммодора. – Доложите, где старший лейтенант Джиллет, и по какой причине он не является по требованию командования?»
«Минуточку, коммодор, - деловито вмешалась рыженькая авторша, временно исполнив обязанности послушно открывшего было рот лейтенанта Грувза. – Мы, пожалуй, сами Джилли… эм.. Джиллета поищем… Введем его в курс дела, знаете ли, проведем ознакомительную беседу, плавно познакомим со вселенской важностью миссии, чтобы не травмировать нежную психику впечатлительного лейтенанта. Сделайте одолжение, разрешите начать поиски с кают-компании?» - осведомилась она, глумливо улыбаясь.
«Пошли вон с глаз моих, - сдавшись, как-то вдруг устало пожелал Норрингтон, в глубине души, правда, неприлично радуясь, что под дудку этих невменяемых авторесс ему плясать не придется, ну или по крайней мере не придется солировать в этой сомнительной партии. – Хоть в кают-компанию, хоть в трюм, хоть на салинг нагнездитесь… Берите уже что хотите, только освободите, наконец, «Разящий» от такой привилегированной почести, как свое присутствие…» - коммодор еще долго продолжал бы развивать сию цветастую мысль, но дальнейший поток его словоизлияний потонул в ультразвуке, которым обдали неприспособленные флотские уши экипажа флагмана визжащие от непонятной никому радости авторессы. Не замолкая, они изрядно помяли Норрингтона в пылких благодарных объятиях и тут же, прихватив растрепанного Муза, умчались на всех парусах в кубрик в твердом намерении найти где-нибудь там нерадивого лейтенанта Джиллета…

ЭПИЛОГ.
Над клокочущими аки раздосадованный самец кракена волнами Карибского моря гордо вздымались ввысь стены береговых укреплений Порт-Рояла. Старый форт гудел и жужжал на все лады сотнями голосов юных авторесс, спешащих к сидящей под колоколом Тиа Далме. Ничего не изменилось с тех пор, как стремительное повествование увлекло нас из стен форта  - все так же толпились вокруг темнокожей ведуньи стада графоманок, и все так же она неутомимо декламировала им разнообразные по своей природе и степени извращения пророчества.
«Ты даже не догадываешься, крошка, где искать красавца Джека Воробья, - устало надиктовывала шаманка безумного вида авторессе, которая, делая миллион и маленькую тележку ошибок, конспектировала слова Далмы в розовую тетрадочку. – Ты знаешь, милочка моя, где север?»
«А? Север?.. Нет… А где он? Где?» - вопрошала неотягощенная бременем эрудиции авторесса, брызгая слюной на стоящих рядом. Стоящие рядом отряхивались и раздраженно предлагали свои многочисленные варианты, где мог бы теоретически находится север.  Но в этот момент что-то отвлекло внимание Тиа Далмы и она резко вскочила на ноги, устремляя затуманенный взор на гавань. Жалобные вопли авторессы с розовой тетрадочкой потонули в общем гуле возмущенных голосов, но шаманка только улыбалась небелоснежной улыбкой и покачивала головой, обшаривая взглядом водную гладь, простиравшуюся за стенами форта.
«Ох уж мне эти безумные сочинители… - проговорила Тиа Далма и потянулась за бутылкой «Джина». – Добрались все-таки до «Разящего», неугомонные. Ну что ж, весьма и весьма любопытно… Грядет Карибский апокаляпсус!» - провозгласила вдруг она страшным голосом, внушительным глотком осушила емкость с Джином и запустила бутылкой в столпившихся с открытыми ртами и стеклянными глазами аки фанатки, увидевшие своего кумира в трусах в горошек и надписью «Звездорыыыыл!», авторесс...

4

Итак, процесс написания немного сдвинулся с мертвой точки, засим начинаю выкладывать вторую часть "Карибского апокаляпсуса".

Название: Карибский апокаляпсус, часть 2;
Автор: Зета, Гатто на подхвате в качестве соавтора и вдохновительницы;
Жанр: юмор;
Рейтинг: NC-17 был в задумке, сейчас видимо придется немного опустить планку, ибо ниасилили. Как только весь жесткач будет написан, разберемся, какой рейтинг ставить.
Персонажи: милый, чудный лейтенант Джиллет, Элизабет Суонн, коммодор Норрингтон, Уилл Тернер, две авторессы и прочие в эпизодах;
Предупреждение: неожиданные пейринги нравятся не всем. Но, признаться, Элизабет, которая воспылала страстью к совершенно неожиданному субъекту, это не волнует)))

Пролог:
За столом в кают-компании военного английского судна «Разящий» в гордом одиночестве понуро сидел лейтенант с простым бритвенным именем Джиллет. Повествование застало этого несравненного джентльмена за крайне похвальным занятием – написанием письма. Вернее будет сказать, за попыткой написания. Дело в том, что текст послания родным упорно не желал складываться – чтобы приукрасить скучные солдатские будни не хватало фантазии, а описывать многосложные маневры, однообразный морской пейзаж за бортом и братьев по несчастью, суть экипаж, творческая и тщеславная натура лейтенанта наотрез отказывалась. Поэтому Джиллет просто хмуро водил пером по бумаге, криво, но с энтузиазмом вырисовывая украшенного ветвистыми оленьими рогами коммодора, символизирующего носовую фигуру задорного пиратского шлюпа. Вдруг кто-то неожиданно ущипнул лейтенанта за плечо. Джиллет вздрогнул и мгновенно среагировал:
- ;%№*()»?%; твои бимсы, Стюарт! – и повернулся в полной уверенности, что сейчас узрит ухмыляющуюся физиономию неслышно подкравшегося балагура-младшего лейтенанта, надоедливое озорство которого объяснялось тем, что это был его первый рейд в составе экипажа Ямайской эскадры, и старшие товарищи, а так же начальство еще не успели выбить из него всю неуемную веселость. Но, каково же было удивление нашего драгоценного героя, когда младшего лейтенанта за спиной не оказалось, а его почетное место занимали две девицы, черт-те каким образом оказавшиеся в кают-компании судна, уже третий месяц безвылазно форсирующего берега Ямайки. Джиллет побледнел и начал протирать глазки-бусинки, опасаясь, что получил солнечный удар благодаря прихоти коммодора, которому вздумалось в полдень выстроить экипаж на верхней палубе на смотр.
- Привет, Джилли! – жизнерадостно отозвалась одна, с широкой улыбкой глядя на онемевшего лейтенанта.
- Вот он, наш пупсик, наша «маленькая русалочка»! – нежно проворковала вторая и легонько ущепнула совершенно ошарашенного Джиллета за щеку.
- Вв-в-вы к-к-кто? – заикаясь, заговорил доблестный служитель Короны, хлопая белесыми ресницами.
- Мы? – задумалась та, что заговорила первой. – Хм.. Можешь считать нас своими личными богинями. Или посланницами судьбы. На свой личный выбор. Как думаешь, Зет?
- Согласна, Гатто, - улыбнулась вторая. – Мы будем твое счастье устраивать, Джилли!
- Бред какой-то… - залепетал окончательно сбитый с толку лейтенант. – Сгинь, нечистая! – и нелепо перекрестился.
- Нет, он еще ругается! – возмутилась девушка с именем Гатто, абсолютно не думая никуда исчезать. – Вот сейчас пошлем тебя ко всем кошкам - будешь до старости в море болтаться!
- Вот-вот, дело тебе говорят, глупый! – подхватила другая. – Ты главное слушай: попроси командировать тебя на берег, а дальше дело за нами!
- Что? Какой берег? Какие богини? Какие кошки? Я спятил… - бессвязно закудахтал Джиллет, вращая шальными светлыми глазами.
- Это мы с тобой скорее спятим! – разозлилась Зета, а Гатто в это время уже блуждала взглядом по кают-компании в поисках чего-нибудь увесисто-прикладного. – Слушай вни… - но договорить она не успела, так как дверь распахнулась, и на пороге нарисовался коммодор Норрингтон. Все трое тут же воззрились на него.
- Где вас носит, лейтенант Джиллет? – раздраженно осведомился он. – Вы мне понадобились еще 15 минут назад!
- Я!… Мне!.. Тут! – вскакивая, бессвязно отрапортовал бледный как медуза Джиллет, подбегая к спасительному синему кителю и тыча пальцем куда-то в сторону стула, с которого только что вскочил, словно с раскаленных углей.
Норрингтон поднял бровь и проследил взглядом в заданном направлении - кроме каких-то искаляканных бумажек на столе его орлиный глаз не приметил ничего постороннего в кают-компании. Решив, что до полуобморочного состояния лейтенанта довела какая-то депеша, он шагнул к огромному столу, расположенному в самом центре помещения, на что Джиллет замычал и отчаянно замотал головой, повторяя:
- Демоны… К кошкам… На берег… две, рядом со стулом… Две стоят..
- Что это? – ледяным тоном спросил Норрингтон, брезгливо демонстрируя Джиллету карикатуру на себя. – Вы что, пьяны? Что за неуставные выходки?
- Нет… нет, сзади.. две… вы не видите? – отчаянно пытался достучаться до разума командира несчастный лейтенант, глядя, как незваные гостьи, чуть сменив место дислокации, рассматривают Норрингтона, тихо переговариваются и хихикают.
- В чем дело? Вы полагаете это смешно? – вскипел злостью коммодор, поочередно изучая убийственным взглядом то Джиллета, то картинку. – Может, вам захотелось в карцер? Что за офицерский состав такой? Это военный корабль, а не кабак, извольте помнить!
Но Джиллет больше не реагировал на эмоциональный шторм коммодора. Он бессвязно лепетал о кошках и береге, постоянно меняясь в лице и глядя мимо Норрингтона. Последний вскоре не выдержал, швырнул в спятившего подчиненного треуголкой и под монотонно повторяемые фразы «На берег, к кошкам, мое счастье… две… на берег…» умчался за корабельным лекарем…
…Вечером того же дня от «Разящего» отделилась шлюпка, в которой под конвоем из четырех солдат с диагнозом «белая горячка» лейтенант Джиллет возвращался в Порт-Роял…

ГЛАВА 1.
Самая богатая невеста Порт-Рояла, суть мисс Элизабет Суонн сидела под зонтиком на изящной белой скамейке в тенистом саду губернаторского дома и скучала. Изрядно надоевшая вышивка с дурацким розовым ангелочком лежала рядом, и девушка уныло водила носком туфельки по земле, вырисовывая пузатое сердечко. А что еще оставалось делать губернаторской дочке, как не скучать? Свадьба с кузнецом Тернером отложилась. Но отложилась она не по причине какого-то там Беккета – его эффектное появление мы малость отсрочим, если не оставим без внимания совсем. Свадьбу отменил папенька-губернатор, хорошенько подумав скрытой под париком частью тела и вообразив катастрофические последствия женитьбы безродного, но чертовски упертого кузнеца на его, губернаторовой, деточке. Мистер Суонн, выдирая из красивого кудрявого парика внушительного размера пряди, бегал по гостиной и, брызгая слюной, разъяснял хмурой Элизабет причины, по которым он, мягко скажем, не хотел бы видеть в добродушном и тупо-отважном лице Уильяма Тернера своего зятя. В конце концов, папенькой было объявлено, что он согласен даже на лейтенанта, при хорошем расположении духа даже на младшего, но чтоб ни о каком кузнеце и речи не заходило!
Элизабет, демонстративно убежав в свою комнату, всю ночь напролет мучалась, рыдала и Думала. А на утро, проявив чудеса смекалки, она изобрела «велосипед», и, на рассвете примчавшись в кузницу, объявила сонному Уиллу о своем неукоснительном желании видеть его в рядах служителей королевского флота. Все утро несчастный, пораженный в самый эпицентр мозга фундаментальностью идеи Тернер, которого куда только не успела закинуть судьба, переваривал требование своей на редкость изобретательной зазнобы, и к полудню родил ответ – ради любимой он согласен на все!
На следующий день коммодор Норрингтон с непечатным выражением на лице собственнолично принимал новобранца, а еще через неделю эскадра отчалила от берегов Ямайки, увозя от махающей батистовым платочком Элизабет облаченного в красный мундир и дурацкий белый парик, отмеченного меланхолической печалью и решимостью Уильяма Тернера…
Мисс Суонн очнулась от воспоминаний и помянула недобрым словом Норрингтона, который, видимо, успел эволюционировать в амфибию, раз уже третий месяц не кажет носа на берег, а вместе с ним отращивает жабры и милый, добрый Уилл… Губернаторская дочка встала со скамейки и капризно топнула ножкой. Нет, так решительно невозможно дальше жить – хоть бы пираты нагрянули, хоть бы Воробей что ли заблудился в ямайских водах и выполз на берег воровать себе судно, хоть бы коммодор опять жениться предлагал… Ой, нет, это пожалуй уже лишнее… А впрочем, вот так сидя в садах в ожидании любимого со службы можно и мхом порасти от тоски!
Не в силах больше усидеть на месте и повинуясь внезапному порыву, Элизабет кликнула слуг, велела заложить лошадей и убежала в дом за шляпкой. А через пятнадцать минут позолоченная открытая коляска, запряженная парой красивых серых коней, выехала из ворот губернаторского дома и взяла курс на побережье, где молодой мисс Суонн захотелось немного развеяться и поскучать по Уиллу в романтичной обстановке дикого пляжа. О том, что такое пустяковое желание повлечет за собой необратимые последствия в личной жизни, Элизабет и не догадывалась…

Еще в шлюпке впечатлительный лейтенант Джиллет начал приходить в себя. Временное помешательство решительно отказывалось владеть разумом доблестного офицера по той простой причине, что доля неатрофированных знанием устава клеток его мозга была настолько мала, что безумие просто не могло на ней должным образом укорениться. Помогали возвращаться к суровой реальности и двое младших лейтенантов, которые сидели на веслах и, пользуясь невменяемостью Джиллета, великодушно орошали его брызгами. После одной из таких «случайных» оказий, когда морская вода щедро умыла интеллектуальное лицо нашего героя, он вяло пискнул и икнул, от чего гребцы, воодушевившись благородной идеей спасения, стали с еще более похвальным рвением возвращать к жизни старшего офицера, буквально поливая его фонтанами забортной воды. Так что к тому моменту, когда казенная шлюпка доверчиво ткнулась носом в деревянный причал славной пристани Порт-Рояла, из нее можно было ведрами таскать воду, а лейтенанта Джиллета, пришедшего в полное сознание и теперь злого, как хорек, смело выжимать, аки только что выстиранную нижнюю юбку.
- Коммодор Норрингтон приказал доставить вас в штаб, к гарнизонному лекарю, лейтенант, - прохрюкал высокий, чернявый мичман, хлюпнув носом.
- К какому лекарю? Вы что меня, за идиота держите, Льюис? – искренне удивился Джиллет, у которого события последних часов смешались в форменный винегрет и лишали достойного служителя Короны возможности мыслить конструктивно и логично.
Льюис промолчал, поражаясь проницательности старшего лейтенанта.
- Срочным приказом вы командированы на берег по причине белой горячки, - храбро пискнул второй младший офицер, нащупав за подкладкой мундира собственноручно писанный коммодором приказ.
Джиллет покраснел, потом побледнел и испепелил несчастного убийственным взглядом опороченной юной испанки. Младшие офицеры невольно залюбовались этой героической фигурой: гордую позу насильно выкупанной в бадье курицы выгодно оттеняли мелкие нюансы вроде раскрутившихся, мокрых буклей парика, внушительной капли на носу и забрызганной водой треуголки с уныло повисшими краями. Воистину, в этот момент Джиллет был прекрасен. Но, простите авторессе ее лирическое отступление, вызванное трогательным любованием кумиром, и вернемся же к повествованию.
- Дармоеды! – с чувством продекламировал героический кумир авторессы, разрушив тем самым хрупкое очарование минуты и прочно укоренив в сознании офицеров мысль о собственном идиотизме. – Издеваться удумали! Ну, я вам покажу белую горячку! – и, оставляя позади себя огорошенных младших офицеров, лейтенант с истинно спринтерской скоростью рванул в штаб…

5

ГЛАВА 2
Оставив коляску на ближайшей улице, мисс Суонн, спотыкаясь и чуть не падая благодаря утопающим в песке туфелькам, побрела по пляжу к набегающим на берег волнам. Море было неспокойно, оно бурлило и пенилось, выплескивая на песок какие-то неаппетитного вида водоросли. Хрипло орали упитанные порт-роялские чайки, которых отчаянно хотелось медленно и методично расстрелять из мушкета, а шагах в пятидесяти от губернаторской дочки возился с лодкой какой-то вдрызг пьяный рыбак, действия которого понять однозначно не было никакой возможности – он то ли вытаскивал лодку на берег, то ли наоборот толкал ее в недовольные волны Карибского моря. Элизабет поморщилась и направила свои стопы подальше от поля битвы трех стихий – человека, сильного опьянения и неспокойного моря, сопровождаемая такими словесными изысками, что можно было бы, не сомневаясь, охарактеризовать их как четвертую, и в данном случае самую безудержную стихию. 
Ветер беспощадно толкал хрупкую барышню в спину, надувая подол платья, словно парус, отчего Элизабет непроизвольно чувствовала себя по меньшей мере линкором, который вдали от берега застигнут штормом. Романтические мысли о Уильяме сменились серьезным опасением, как бы не улететь такими темпами куда-нибудь в сторону Англии, поэтому, присмотрев более-менее не обсиженный чайками камушек, мисс Суонн подобрала юбки и решительно заковыляла в его направлении. Камушек был удобный и теплый, к тому же весьма приятственно соседствовал с легонько покачивающейся пальмой, на которую можно было бы опереться спиной, что Элизабет и не замедлила сделать, приняв самую живописную позу и устремив к горизонту полный вселенской тоски и горячей любови взгляд…
«А замуж-то как хочется, маменька родная! – думалось губернаторовой деточке, даже не замечающей, как из уголка рта потекла плотоядная слюна. – Ах, Уилл… Любимый, желанный Уилл… Да, сейчас скорее уж желанный, чем любимый… Нет, ну, любимый конечно тоже, но… желаааааный-то какой… вот прямо сейчас бы так иииии… ах… ну да ладно. Боже, сколько же еще ждать? Неделю? Месяц? Год? – с ужасом предположила Элизабет, очнулась и стыдливо втянула предательскую слюну обратно. – Нет, год это уже слишком, а впрочем, с Норрингтона станется… Он, наверное, свою эскадру может десятилетиями в море полоскать. Нет, ну что за человек такой? Истукан! Бесчувственный солдафон! Все беды от него! – раздухарилась она, возмущенно фыркнув. – А впрочем… - тут ее глаза лихорадочно заблестели, а здоровый девичий организм снова начал реагировать слюневыделением на банальное воспоминание об особе мужского пола. – А впрочем, может, стоило тогда замуж за него выйти? Сейчас бы, чай, не сидела в девках, в ожидании и в такую погоду на берегу моря!»  - от досады она в сердцах стукнула по камню, на котором обосновалась, но последовавшая за этим резкая боль в кулаке бесцеремонно заставила ее вернуться на грешную землю, а так же припомнить парочку только что услышанных колоритных выражений мертвецки пьяного рыбака, который, к слову сказать, уже прекратил свою бурную деятельность. Он, со всеми удобствами недвижимо распластавшись возле своей лодки, лишь глухо завывал что-то, изначально видимо веселое и задорное, но при таком исполнении более похожее на рвущую в клочья душу песнь отчаявшихся вурдалаков. Элизабет скривилась и упрямо уставилась на подернутую легкой дымкой линию горизонта, мысленно посылая коммодору нечетко сформулированные и местами оскорбительные приказания вернуться в порт. Но коммодор не слышал… В данный момент он с ледяным спокойствием снаружи, но с бушующим восторгом внутри азартно упражнялся в красноречии, отчитывая вышеупомянутого уже-не-кузнеца Тернера за опоздание к построению на верхней палубе…
Пылающая негодованием мисс Суонн была уже близка к тому, чтобы установить телепатическую связь со столь глухим к девичьим мольбам Норрингтоном, но… Вдруг с мерно покачивающейся  пальмы прямо ей на голову что-то смачно шлепнулось, а вслед за этим послышался возмущенный обезьяний визг. От неожиданности Элизабет аж подпрыгнула на своем булыжнике и истошно заверещала, без особого труда перекрывая крики раздосадованной мартышки. Несчастный примат, безжалостно оглушенный ультразвуком, который издавала такая хрупкая на вид барышня, свалился с пальмы, но тут же вскочил и во всю прыть пустился прочь от голосистой представительницы рода человеческого в густую тень прибрежного леса…. Истощив запас воздуха, который вместе с криком вырывался из легких, и сообразив, наконец, что ее драгоценной жизни ничто не угрожает, Элизабет пристыжено замолчала, осторожно пощупала тонкой ручкой макушку и огляделась. Под ногами валялся тот самый предмет, который пакостная обезьяна случайно или же специально уронила ей на голову. Вопреки всем ожиданиям это оказался какой-то фрукт, или овощ, который губернаторская дочурка, не отученная в детстве не брать в руки и присваивать себе всякую дрянь, незамедлительно подняла. Судя по сладковатому запаху гнильцы, этот самый фрукт (или овощ – авторесса еще сама до конца не определилась, чего бы такого подкинуть горячо любимой героине) был не первой свежести, но мисс Суонн упорно принюхивалась, пытливо пытаясь определить, какая же плодовая культура произвела на свет божий эту неизвестную ей субстанцию. Похвальный эксперимент в области сельского хозяйства не принес Элизабет никаких результатов, кроме легкого головокружения, подступившей тошноты и какого-то странного внутреннего ощущения, смысл которого сводился к тому, что страшно чего-то захотелось, но чего именно, она так и не смогла понять. Пребывая в своих мыслях и охваченная дрожью и страстным желанием разгадать собственные ощущения, мисс Суонн в изнеможении от только что пережитого конфуза откинулась на ствол пальмы, продолжая сжимать в руке свой подгнивший трофей, от которого уже давно, по правде сказать, стоило избавиться.
Элизабет уже не могла потом точно сказать, сколько она просидела вот так вот, погруженная в священный Мыслительный Процесс, но вдруг, совершенно неожиданно, в поле ее зрения нарисовалась фигура, марширующая возле самой кромки воды. Вид эта фигура имела вполне себе военный и бесстыдно щеголяла форменным лейтенантским кителем. Завидев сидящую на камне девушку, фигура лихорадочно подпрыгнула и не смогла себе отказать в удовлетворении любопытства и тщеславия, немедленно взяв курс на место гнездования губернаторской дочки.
- Мисс Суонн! – ошарашено протянула фигура, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся ни кем иным, как лейтенантом Джиллетом.  – Что вы здесь делаете? Одна, в таком небезопасном месте!

Стоит, наверное, обмолвиться, каким образом наш несравненный Джиллет оказался в совершенно не оговоренном Уставом месте, рискуя схлопотать несколько прелестных часов на гауптвахте. По прибытию в гарнизонный лазарет, следов белой горячки у лейтенанта так и не обнаружили, сколько не настаивали на ее наличии расхрабрившиеся младшие офицеры. Самодур-лекарь, осмотрев больного и не обращая внимания на красочные описания  припадка в лицах, в истории болезни и в донесении коммодору криво начиркал что-то о расшатанных нервах, что, по его нескромному мнению, являлось недостатком всех военных. Джиллет страшно огорчился, ибо его покинула блеснувшая было надежда провести несколько чарующих, спокойных, умиротворенных дней, если не недель в уютном, светлом лазарете, где нет вечно брюзжащего коммодора, хамоватого кока, с которым были свои счеты, нахального Тернера и прочих, не менее опостылевших  олухов. Не обремененный, в отличие от сопровождающих его младших лейтенантов, никакими поручениями, наш доблестный офицер, оскорбленный по самые гланды, улизнул в самоволку. И вот нелегкая прямо из кабака принесла пылающего праведным гневом Джиллета на тот самый пляж, где придавалась философским размышлениям Элизабет, устремившись томным взглядом в небеса.

- Мисс Суонн! Что вы здесь делаете? Одна, в таком небезопасном месте!
Элизабет выразительно посмотрела на Джиллета своими большими козьими глазами и в ее мятежной душе родилась искорка надежды:
- Лейтенант! Раз вы здесь, значит «Разящий» сегодня причалил к берегу? – вне себя от счастья, задыхаясь, чуть не прокричала она, игнорируя поставленный ранее вопрос.
- Нуууу… Не совсем так… - потупился тот, изо всех сил пытаясь, аки целомудренная дева, не залиться краской стыда при воспоминании о причине командирования. – Яяяяя… я был отправлен с донесением в штаб! – гордо соврал лейтенант, надуваясь, как индюк, от сознания собственной гениальной изобретательности. – А эскадра осталась на внешнем рейде.
- А Уилл? Уилл не был отправлен на берег? – не теряя надежды и сверля лейтенанта горящими глазами, вдохновенно вопрошала  Элизабет. Она даже вскочила со своего булыжника, готовая сей момент лететь к вожделенному Тернеру.
- Н-н-н-нет, - протянул наш доблестный офицер, некрасиво изменяясь в лице при воспоминании о Уильяме. – К тому же, в тот момент, когда я с несколькими младшими лейтенантами отчалил от «Разящего», была его вахта.
Мисс Суонн заметно приуныла и вяло осведомилась:
- И когда же коммодор Норрингтон планирует причалить, наконец, к берегам Ямайки?
- Не раньше, чем через месяц! – с готовностью отрапортовал Джиллет, глупо улыбаясь в тридцать один зуб (да-да, к сожалению, зуб мудрости у лейтенанта решительно отказывался расти, дожидаясь лучших, одному ему известных времен).
Услышав столь скорбную новость, Элизабет в отчаянии закатила глаза и провела рукой по лицу, на свою беду той, которой держала подгнивший плод неизвестной культуры. В нос тут же ударил резкий сладковатый запах, голова закружилась, а в глазах защипало и потемнело.
- Нечем дышать! – по привычке сообщила миру губернаторская дочка и начала валиться на лейтенанта. Тот не на шутку испугался, решив, что бедняжка совсем ослабела от тоски, и теперь лихорадочно анализировал свое положение. О ужас, но в уставе, столь нежно любимым коммодором и от того ненавидимым всем остальным экипажем вверенной ему эскадры, не было прописано, что делать с падающей в обморок дамой. Снедаемый первобытным страхом, придерживая навалившуюся на него всем весом Элизабет, Джиллет засуетился и заметался. Но, не найдя иного идиотского выхода, как приводить даму в чувство в положении стоя, он, немыслимо изогнувшись, стал легонько шлепать ее по щекам. Естественно, это привело к тому, что Элизабет выскользнула у него из рук и тяжело шмякнулась на песок, как-то двусмысленно застонав. Сердце доблестного служителя Британской короны ухнуло в пятки, но наш храбрец гордо отринул предложение низменного инстинкта самосохранения, которое сводилось к тому, чтобы бросить эту припадочную сударыню и поскорее уносить ноги. Посему упав рядом с ней на колени в отчаянной попытке привести ее в сознание, заикаясь и обливаясь холодным потом, лейтенант залепетал:
- Мисс Суонн! М-м-м-исс С-с-суонн! Я прошу вас, очнитесь! Вы с-с-слышите м-м-меня? М-мисс Суонн! Да что же делать? – отчаянно вскричал бедный Джиллет, бледный, как фарфоровая гейша.
- Расстегни корсет, дуралей! – вдруг отчетливо проговорила Элизабет и приоткрыла мутный глаз.
- Что? – оторопел лейтенант, хлопая белесыми ресницами, имея вид при этом дурной и ошарашенный.
- Расстегни мне корсет, - повторила мисс Суонн, как-то странно и нехорошо улыбаясь.

6

Сегодня темпы написания Апокаляпсуса ускорились - присоединилась Гатто и  вот что Муза нашептала ей:

ГЛАВА 3.
Джиллет в удивлении раскрыл рот аки выброшенный на берег карась. Потом снова его закрыл. Элизабет, видя, что Британский флот впору переименовывать в деревообрабатывающий комбинат, ибо все его офицеры при бесспорном лидерстве коммодора бесчувственны, как бревна, и тупы, как чурбаны, застонала более выразительно и громко, принуждая своего оппонента к решительным действиям. Для пущей убедительности юная искусительница, искусившая пока только неизвестный плод, коей и повлиял на нее подобным странным образом, закатила глаза и жестом, который любой мужчина воспринял бы совершенно ясно как знак, что дама «готова», провела по тяжко и томно вздымающемуся, затянутому в твердый корсет тому, что претендовало на гордое звание «грудь», хотя эти претензии были весьма и весьма амбициозны и необоснованны. Но Джиллет был не мужчина, он был лейтенант Британского флота и верный помощник коммодора Джеймса Норрингтона! Однако, даже ему стало ясно, что, не выполни он просьбу юной девушки, она просто умрет. Наивный Джиллет полагал, что все-таки от отсутствия притока кислорода к легким. Ему, бедняге, было невдомек, что умирала губернаторская дочка и по совместительству невеста кузнеца-матроса Тернера от желания куда более насущного, чем свободный вдох. Вобщем, усиленно и старательно краснея, молоденький лейтенант, неискушенный в любовных делах, достал из-за пояса тщательно хранимый кортик, доставшийся ему от отца, и собрался приступить к самой ответственной миссии в своей жизни. Элизабет, хищно приоткрыв один глаз, наблюдала за манипуляциями своего кавалера. А тот, высунув от волнения язык, старательно примерялся к плотно обтягивающей торс девушки ткани. Наконец, с выражением лица, будто он должен был казнить самого короля, Джиллет приставил сверкающее в желтых лучах любопытного солнца лезвие к груди распростертой на песочке барышни, с силой надавил и уверенным движением повел вниз. Послышался треск рвущейся ткани, удовлетворенное мычание губернаторской дочки, а затем удивленно-пристыженный возглас лейтенанта, когда он сообразил, что несколько перестарался с силой нажима и вместе с корсетом и верхним платьем умудрился разрезать и тонкую ткань нижней рубашки, получив таким образом возможность лицезреть все прелести мисс Суонн. («Чем богаты, тем и рады» - хихикнула только что присоединившаяся к творческому процессу вторая авторесса. « НЕ рады!» - возопила на это Элизабет, но ее, разумеется, никто не послушал.). Смущенный Джиллет залился краской стыда по самую видневшуюся из ворота мундира шею и попытался отвести в сторону шаловливые глаза, которые как загипнотизированные упорно всматривались в открывшийся вырез платья. Заметив алеющую аки попа обезьяны над ней физиономию своего «спасителя», девица Суонн, которая намеревалась в самое ближайшее время перестать быть девицей, лукаво улыбнулась и как бы невзначай провела тощей лапкой по линии разреза, еще больше отводя в стороны края злополучного платья и обнажая свои перси для любопытных и жаждущих глаз лейтенанта. Джиллет в это время пытался всячески отвлечь себя от мыслей о мисс Суонн, а свои щенячьи глаза от наглого пяленья в ее декольте. Несчастный лейтенант, попавший в сети коварной Элизабет, пытался считать все свои выговоры, пытался представить себе физиономию коммодора, узнавшего, что новой униформой всего флота становятся шотландский килт в малиново-черную полосочку и корсеты, кои должны приучать солдат к боли, однако подобные ментальные потуги возымели эффект совершенно противоположный: вместо того, чтобы прийти в себя и с достоинством решить сложившуюся ситуацию, Джиллет снова уставился на полуобнаженную нимфу («Нимфоманку» - хмыкнула авторесса), чтобы получше разглядеть ее груд… корсет, и почувствовал, что его достоинство намерено решать за него.
Элизабет, полностью удовлетворенная результатами своего маленького спектакля решила, что пора приступать к активным действиям.
- Что же вы наделали, лейтенант! – воскликнула хитрая барышня с притворным негодованием – Я, порядочная девушка, оказалась по вашей милости в весьма унизительном положении. Я почти обнажена! Вы.. вы…. Дайте мне свой мундир, чтобы я могла скрыть свою наготу! – с этими словами «порядочная девушка» потянула с лейтенанта, которому вдруг стало очень жарко, его мундир. Джиллет, ничего не соображая и уставившись на вывалившиеся из разреза платья ягоды красы губернаторской, позволил ловким ручкам мисс Суонн стянуть с себя мундир. Вскоре сей необходимый предмет обмундирования оказался откинут на дальнее расстояние, а нагловатая девица уже принялась за рубашку молодого человека. Но тут оный молодой человек соизволил выйти из своего заторможенного состояния.
- М-ми-исс С-с-суон, ч-что вы делаете? – хрипло проблеял Джиллет, заглядывая в бесстыжие глаза чужой невесты.
- Сегодня так жарко, лейтенант, - горячо выдохнула Элизабет, намереваясь придавить жертву тонной страсти своего обворожительного голоса. – Очень жарко, - прошептала она и, обхватив рукой шею своего незадачливого любовника, заставила его пригнуться к себе. – Знаете, Джиллет, - продолжала шептать Элизабет в губашлепый рот юноши, глядя в его удивленно расширенные и дикие от неизвестных ранее ощущений глаза, - молодой девушке, жених которой так далеко от нее и так нескоро снова вернется, бывает так одиноко. О, так одиноко! – повторила она с пафосом, сильнее пригибая к себе упирающегося, почуявшего-таки что-то недоброе лейтенанта.
- Мистер Тернер вернется через месяц, мисс Суонн, - попытался обрадовать девушку бедный лейтенант, который не понимал, что ему грозило.
- О, месяц – это же такой невозможно долгий срок, - прибавила патетичности во фразу девушка, раздосадованная тем, что ее джентльмен не понимает «намеков».
- Вовсе нет, - растянулся в идиотской улыбке, достойной первого приза в номинации «Рожа просит два шиллинга на ром», Джиллет. – Мисс Суонн, я ду….мммффффммммм … - мисс Суонн надоело ждать и она запечатала рот удивительно разговорчивому юнцу страстным поцелуем. Элизабет была зла, к тому же не имела возможности хорошенько попрактиковаться в поцелуях. Поэтому ее острый язык настолько глубоко проник в раскрытый от удивления рот лейтенанта, что Джиллет мог просто задохнуться от подобного проявления чувств, а Элизабет рисковала в рекордно быстрые сроки лишиться своего партнера и дальше практиковаться уже не в страстной любови, а в некрофилии. К счастью, подобного казуса удалось избежать. От трагической гибели в самом расцвете сил Джиллета спас его же парик, столь боготворимый и лелеемый молодым лейтенантом. По причине убежденности, что букли в оном парике абсолютно идентичны по цвету и фактуре с буклями накладной шевелюры самого коммодора Норрингтона, что Джиллету дико льстило. Впрочем, оставим все эти перипетии и тайны морских будней в тени парусов и вернемся на дикий пляж, где совершался акт изнасилования по обоюдному согласию участников.
Вошедшая во вкус Элизабет явно готовилась высосать из лейтенанта все душу, но тут выбившийся из общего ровного прилиза парика волосок случайно забился в нос мисс Суонн и нежно, чувственно и возбуждающе пощекотал ноздрю ненаглядной дитятки губернатора. Элизабет вынуждена была прервать исследовательскую экспедицию во рту Джиллета, во время которой было выяснено, что у лейтенанта зубы мудрости отсутствуют напрочь, и смачно чихнуть, почесав свой миленький курносый носик. Около полминуты Элизабет сидела на песочке и грелась в лучах солнышка, пытаясь вспомнить, чем она была занята до аристократичного чихания. Наконец, взгляд девушки наткнулся на ошарашенную физиономию ее кавалера,
на которой маленькими алмазами поблескивали драгоценнейшие капельки слюны бесценной губернаторской дочки: оргазм носоглотки в ответ на нежно-страстные ласки волоска парика лейтенанта. Элизабет спохватилась и снова ринулась штурмовать твердыню лейтенантского благонравия – суть бесцеремонно повалила юного полового агрессора на тепленький песочек, взгромоздилась сверху и промурлыкала ему на ушко:
- Джиллет, милый Джиллет! Как долго я ждала этой минуты!
- Что вы имеете в виду, мисс Суонн? – пропыхтел все еще пребывающей в заторможенном состоянии объект, нареченный «Милым Джиллетом»
- Что вы имеете, лейтенант, то я и введу! – проворковала Элизабет и с хищным чавканьем впилась в губы своего случайного любовника, явно намереваясь в этот раз все-таки уморить беднягу до полубесчувственного состояния...

7

Маленький кусманчик большой страсти

С ужасом ощущая, как Элизабет грызет его губы, Джиллет, наконец, понял, ЧТО происходит. Голова у него окончательно пошла кругом, но беспорядочные мысли, в абсолютном хаосе мечущиеся в просторном куполе солдатского черепа, разделились на два лагеря. По одну сторону баррикад они представляли собой невнятный порядок гласных и грузинским хором в пятьдесят луженых глоток завывали о низменных инстинктах и о желании скорейшего их удовлетворения. Вторая же часть мыслей, сформировавшись в образ, удивительно схожий с грозным, аки Зевес-громовержец, коммодором с шашкой, то есть шпагой, наголо, грозила утопить Джиллета в моральных устоях по самое не балуй. Терзаемый столь противоречивыми думами, взбудораженный лейтенант начал активно возиться под лихо усевшейся на нем губернаторской дочкой, которая, в свою очередь, телодвижения лейтенанта растолковала как полную и бескомпромиссную боеготовность.
- Ну, ласкай же меня! («Будь смелее со мноооооой» - затянула авторесса) – с пафосом выкрикнула Элизабет прямо в ухо лейтенанту, на секунду оторвавшись от него. Лейтенант оглох на одно ухо, но, так как выполнение приказов стояло в его широком спектре полномочий на первом месте, пробулькал «Есть!» и трясущимися руками воровато обнял свою насильницу. Но вошедшей во вкус мисс Суонн этого было мало. Она перехватила правую длань робкого офицера и насильно припечатала к своей вырвавшейся на волю вольную из оков поверженного корсета скудной девичьей прелести. По лицу Джиллета, который все никак не мог традиционным методом, то бишь мозгом, осознать творимое над собой, прошла судорога, которая символизировала, что сознание несчастного держится на волоске. Элизабет насторожилась. Она вновь, со звонким чмоканьем и чуть не откусив Джиллету нижнюю губу, прервала свои страстные поцелуи и, приподнявшись, шальными глазами голодного гризли уставилась на своего пылающего ярким лихорадочным румянцем любовника.
- И чем вы там только занимаетесь на флоте своем, деревяшки! – возмущенно продекламировала она. – Ну, что вы лежите, лейтенант, как мешок с гг-г-гг-грязной картошкой? Ах, сама, все сама, всегда все сама! – запричитала она и упала с Джиллета набок, словно подстреленный ковбой со своего верного коня. Когда лейтенант немного отдышался и наскреб по сусекам силы, чтобы повернуть голову и полюбопытствовать, что заставило одуревшую от похоти мисс Суонн прекратить свои поползновения, то глазам его предстала удивительная картина. Элизабет, словно повалившаяся на спину черепаха, извивалась на песке, вздымая руками волны юбок и шепотом изрыгая совсем не аристократические ругательства. Джиллет испугался, но предпочел невозможному при отказавших конечностях бегству решение просто притвориться мертвым, одним глазом наблюдая, как колыхались рваные края растерзанного корсета, оголяя ласкающие взор неискушенного лейтенанта невеликие прелести. Что с таким усердием творила над собой губернаторская дочка так и оставалось для подвергающегося поруганию офицера неразрешимой загадкой до тех пор, пока она с торжествующим видом не подняла над головой, аки захваченных вражеский стяг, розовые панталоны…
- Мне не стыдно! - хищно усмехаясь, заявила Элизабет и уверенным движением запустила панталоны по ветру. Штаб-квартира низменных пороков лейтенанта бурно и демонстративно поприветствовала сей акт раскрепощения и освобождения от условностей, который только что продемонстрировала смелая и свободная от предрассудков губернаторская дочка. Покосившись на капитулирующую штаб-квартиру, Джиллет от имени умирающего здравого смысла чуть слышно пропищал:
- Мисс Суооооонн, что же вы делаете?! Вы же дочь губернатора… Вы же… Оооооооо… - это решительная барышня с настойчивостью алчного конквистадора по-хозяйски исследовала бриджи Джиллета на предмет быстрого избавления от оных. Джиллет булькал и слабо бился под вновь навалившейся на него со всей тяжестью первобытной страсти девицей, но когда конквистадор-Элизабет, устранив на своем пути все преграды, с радостным кличем добралась таки до «вождя Монтесумы», лейтенант сдал все позиции, обмяк и задрожал мелкой дрожью…

8

Ну вот и выродилась, наконец, кульминационная часть главы. Написана она вместе с Гатто, то есть какие-то кусочки - она, а какие-то - я. Но так как сейчас я не могу связаться с ней и выслушать конструктивную критику ее как соавтора относительно целостного вида, то обмолвлюсь, что со временем в главе возможны коррективы. Вообщем, вот:

Элизабет, вдохновленная появлением чувственной вибрации у «бревна», которому по сути своей вибрация не свойственна, с еще большим энтузиазмом занялась делом раздевания юноши. Поэтому вскоре Джиллет, сгорающий от стыда и потому выглядящий аки розовый недокормленный поросенок, с такими же маленькими, блестящими от запрещенной уставом, но такой соблазнительной похоти глазками, предстал на обозрение любопытному солнцу, которое не замедлило безжалостно и отчетливо осветить неприлично большое и высокоподнятое возб…возмущение лейтенанта! Элизабет была в восторге.
Облизнувшись, как кот, только что стащивший сочный кусок мяса из-под носа у повара и умявший этот кусок на глазах хозяина дома, недостойная девица с диким воплем макаки в брачный период вновь накинулась на доставшегося ей в партнеры хомо-сапиенса мужеска полу обыкновенного, на службе Британского флота в звании лейтенанта, а в быту и коммодором именуемого просто «Джиллет!», и принялась активно участвовать в укреплении боевого духа вышеназванного субъекта. Засим предприимчивая пока-еще-девица припала своими умелыми губками к безволосой и нежно-розовой груди лейтенанта и принялась аки голодный маленький сусленок, причмокивая, посасывать его сосок. Джиллет хотел было объяснить мисс Суонн, что она спутала поросенка со свиноматкой, но сладкие ощущения, которые приносили ему прикосновения губок мисс «Жених в отлучке, в девках скучно, устрою случку с кем-нибудь!», а также невыносимый жар, охвативший беднягу, не дали ему сказать ни слова, зато вызвали у молодого человека нечленораздельную симфонию стонов и бульканий от неземного блаженства. Мисс Суонн, видя, что ее усилия не проходят даром, но желая стать жертвой безудержной страсти, а не мучителем невинного Джиллета, решила довести лейтенанта до пика вожделения, чтобы он, не в силах сдерживать свои чувства, наконец, вошел… в ее положение! И понял, как тяжко ждать священного часа первой брачной ночи, когда предоставляется такая дивная альтернатива заменить его вовсе не священным первым внебрачным часом днем! Засим, Элизабет, нежно покусывая лейтенанта, двинула свои войска дальше, на готовую к сдаче крепость.
Джиллета лихорадило. Чувствуя, как аристократические губы порт-роялской дивы прокладывают дорожку к той области, которой он привык иногда думать, лейтенант медленно, но верно умирал. Перед «смертью» вдруг вспомнились ему щенячьи глаза начальства, коими оно со вселенской грустью взирало на ныне коварно орудующую где-то в области теоретического расположения эфеса офицерской шпаги, бесстыжую  мадмуазель. Начальство, конечно, как и маячащего где-то на грани сознания незадачливого рядового Тернера,  было бесспорно жаль, но эти скорбные образы вскоре безжалостно смыло волной таких эмоций, от которых КПД и без того неудовлетворительной мозговой деятельности Джиллета решительно и абсолютно сошел на «нет». Почетный претендент на звание первого мужчины в жизни вожделенной многими мисс Суонн, отослав Устав и Мораль туда, откуда вернуться не так просто, как кажется, бился в страстных конвульсиях, окончательно сломленный и подчиненный воле безжалостного и беспощадного деспота в лице, а если быть немного точнее географически, - в губах губернаторской дочки.
Стоит заметить, что Элизабет не была бы собой, если бы не являлась большой и беспросветной эгоисткой. Посему, оторвавшись вскоре от своего увлекательного занятия и наблюдая блаженно растянувшуюся в идиотской улыбке и страстно стонущую физиономию Джиллета, решила, что пора приступать к последнему акту спектакля, ведь негоже заставлять себя так долго ждать. Она перекатилась на песочек, расположившись рядом с невменяемым лейтенантом, задрала повыше пышные юбки своего платья, пошире раскинула тонкие кривые ножки (считавшиеся эталоном красоты всего Порт-Рояла, ибо под длинной юбкой плачевную кривизну не было видно!) и томно поинтересовалась у «готового» юноши:
- Джиллет, вы разве никогда не хотели женщину?
Женщину Джиллету хотелось. Женщины лейтенанту снились чуть ли не каждую ночь. Только те дамы, которые являлись ему во сне, были добрыми и ласковыми, аки лесные феи, в существование которых парнишка еще верил. Они улыбались, кормили его с рук пирожными и говорили, что он просто красавец и очень скоро станет адмиралом. А не вытворяли то, что сейчас делает с ним дочка губернатора!
- Джи-и-иллет, ну разве вы не хотите…меня? - продолжала Элизабет, начиная незаметно тянуть лейтенанта поближе к себе, вернее на себя. Мисс Суонн Джиллет тоже хотел. Одеть, связать и доставить на «Разящий» к командору и жениху Тернеру! Однако этот проблеск здравой мысли был кратковременным, и он, устыдившись пришедших ему на смену образов, поспешил убраться подальше от их плохой компании. А лейтенант, отвлекшийся на борьбу своих мыслей, вдруг обнаружил себя сидящим на дрожащей от страсти и беспрерывно стонущей девице-Суонн. Открытие это его ошеломило, но то, что произошло позднее, ошеломило его еще больше, абсолютно выключив реактор, питающий мозг, и подсоединив дополнительные блоки питания к тому, что еще совсем недавно не имело над наивным лейтенантом своей пагубной власти.  Элизабет, рыча, повизгивая, стоная и задыхаясь, шумно елозила под временно ушедшим в себя Джиллетом и с точностью хорошего артиллериста аккуратненько примерялась перед решающим броском. И вот, наконец, улучив момент и широко распахнув горящие глаза с нездорово расширенными зрачками, она железной хваткой пригвоздила к себе дрожащего лейтенанта и, что есть силы, рявкнула, согнав с близлежащих пальм перепуганных птиц:
- ПОЛНЫЙ ВПЕРЕЕЕЕД!!!..
Старший лейтенант Джиллет, офицер Британского королевского флота, азартно выдрессированный педантичным до умопомрачения коммодором Норрингтоном, привык неукоснительно подчиняться приказам, особенно если этот самый приказ был озвучен громким командным голосом. Это значит, что воля вышестоящих инстанций должна быть исполнена немедленно, сию же секунду. Примерно такая логическая цепочка лихим эскадроном пронеслась в затуманенном мозгу лейтенанта и успешно привела к тому, что «полный вперед» состоялся с оглушительным успехом. «Оглушительный успех» с головой накрыл Джиллета чудовищной какофонией звуков, которая вырвалась из луженой глотки тихой с виду губернаторской дочки, а так же не менее чудовищной волной разнообразных ощущений, в неистовом вальсе закруживших его пустую голову.
Исступленно терзая спину глухого ныне к боли Джиллета не хуже боцмана с «Летучего Голландца», Элизабет оглашала окрестности такой палитрой криков и стенаний, выдающих разную степень стараний исполнительного служителя Короны, что пристыжено притихли даже чайки. Воздуху жадной до лейтенантова тела йо-хо-хо-вот-уже-как-две-минуты-не-девице Суонн отчаянно не хватало, и не порви ее жаркий незадачливый любовник тугой корсет, то она непременно бы задохнулась, доставив этим самым и так тонущему в неприятностях и безудержной страсти Джиллету, дополнительные проблемы. Но все проблемы были в эту минуту настолько далеки от адекватного восприятия действительности старшим лейтенантом, что практически и не существовали. Вся вселенная для юного служаки сосредоточилась в эти минуты там, куда долговязый мичман МакКонелли обычно тихим шепотом посылал коммодора. И теперь Джиллет даже поспорил бы с упрямым мичманом о том, что коммодору было бы там так уж плохо. Впрочем, о чем это мы? Ведь ни о каком мичмане наш усердный лейтенант в данный момент и не думал, методично вминая извивающуюся, словно сороконожка, Элизабет в золотистый песок дикого пляжа. Да и о чем можно думать в тот момент, когда над тобой, словно в писании об апокалипсисе, разверзается небо? А небо над широко распахнувшим свои наивные телячьи глаза на пике ну просто космического ор.. чувственного порыва лейтенантом действительно разверзлось – оно раскололось на миллион разнокалиберных кусочков и разноцветными осколками стало медленно опадать на грешную землю. Сбитым кокосом рядом с бьющейся в мелкой судороге губернаторской дочкой на землю опал и сам Джиллет. В данный момент он напоминал кузнечные мехи - за полминуты до кульминации этой дикой сцены он, кажется, вовсе разучился дышать и теперь шумно восполнял запасы кислорода в легких, пребывая в какой-то вневременной прострации.
А через N-ное количество времени Джиллет вдруг понял, что перестал слышать похожие на стенание подстреленной выпи вздохи мисс Суонн и похолодел – он решил, что впечатлительная мадмуазель отдала Богу душу по причине разорвавшегося от непередаваемых эмоций сердца. Но не тут-то было. Повернув моментально побледневшую физиономию к притихшей кузнецовой зазнобе, лейтенант ощутимо вздрогнул и чуть не перекрестился – Элизабет плотоядно взирала на него и улыбалась, обнажив весьма впечатляющий оскал голодающего каймана.
- Еще! – отулыбавшись, хрипло отрапортовала губернаторская дочка и протянула хрупкую длань к бледному и изрядно поруганному офицеру Британского флота.
- Нееееет… - пискнул Джиллет и, подхватив неуставно сползшие к коленкам форменные бриджи, спешно пополз подальше от неутомимого чадушка губернатора Суонна.
- Дааааа!! – собакой Баскервилей провыла Элизабет и одним прыжком настигла взрывающего носом песочек дикого пляжа в попытке покинуть опасный квадрат лейтенанта.
- Мисс Суонн… Отпустите меня.. Прошу вас… Гауптвахта… Отставка… Вы же… вы же… Ооооооооооо… - и лишь умолкнувшие чайки внимали постепенно затихающим скорбным мольбам старшего лейтенанта Джиллета, рассудок которого, благодаря коварным манипуляциям до сих пор неудовлетворенной уже-не-девицы Суонн, снова отбывал в принудительное увольнение…

9

Ну, вот и дописана сия многословная ересь. Так что, смохнув скупую слезу, выкладываю последнюю главу.

ГЛАВА 4.
Рыжеватые лучи заходящего солнца озаряли мягким, приглушенным светом набегающие на золотой песочек волны, раскинувшийся вдоль побережья небольшой дикий пляж и два тела, безвольно распростертые почти у самой полосы прибоя. Пытливый наблюдатель при желании мог бы разглядеть в этих двоих уже знакомых нам полуголого лейтенанта Джиллета, местами изрядно обгоревшего под беспощадным Карибским солнышком, и безмятежно спящую на его груди взлохмаченную и оборванную Элизабет Суонн. Царящую идиллию разрушали только горластые чайки да невольные всхрапы во сне губернаторской дочки, которые будили старшего лейтенанта и заставляли его ворочаться и пытаться переменить положение, что ему, признаться, не удавалось вовсе, ибо потревожить Элизабет Джиллет боялся, так как справедливо ожидал, что пробуждение этой особы даром не пройдет для его уснувшей бдительности. Бдительность же, как и сама Элизабет, спала уже полтора часа и напоминала о себе нашему доблестному лейтенанту лишь приятной истомой, которую портили разве что непомерно жаркое солнце да добавляющая жару распростершаяся на нем девичья тушка. Среди общего умиротворения на испытавшего на себе всю тяготу аристократической похоти офицера Британского флота поминутно находили проблески сознания, которое упорно, в красках рисовало ему катастрофические последствия затянувшегося рейда эскадры. Эти самые последствия, все как одно начинались с выражения лица и последующих действий коммодора, когда тот узнает, а ведь непременно узнает – такова уж его природа, о том, ЧТО произошло между его подчиненным и до сих пор горячо любимой мисс Суонн. А вот дальше Джиллет в своих размышлениях на столь безрадостную тему предпочитал не заходить, ибо справедливо полагал, что возмездие – возмездием, а за право полежать на песочке рядом с полуголой дивой Порт-Рояла многие радостно заплатили бы не только карьерой. А уж что бы они отдали за то, что буквально с неба свалилось на его, Джиллетову, голову (и не только голову, если быть точнее) пару часов назад, он и представить не мог. Да и не собирался. Но, увы, вскоре умиротворенную трогательную дремоту старшего лейтенанта как рукой сняло…
Случилось это весьма неожиданно. От одного из судорожных вздохов Джиллета блаженно спящая Элизабет скатилась с его безволосой груди, обнажив весьма забавной формы контур загара, четко обрисовавший ее профиль. Весьма прицельно ткнувшись лицом в песок, мисс Суонн проснулась. Да, пожалуй, это было самое кошмарное пробуждение ненаглядной дитятки губернатора за всю ее жизнь, ибо хитрая и коварная авторесса подкинула любопытной Элизабет фрукт (или овощ – история наша движется к концу, а нерешительная авторесса так и не определилась), который вызвал лишь временное помешательство, и теперь, после здорового, хоть и кратковременного, сна он перестал оказывать свое пагубное влияние на столь подверженную внешним раздражителям мадмуазель. С шипением протирая глаза от песка, мисс Суонн приняла сидячее положение. И тут же почувствовала, что что-то не так… Жмурясь и куксясь, пылкая тернерова невеста оторвала руки от лица и не глядя приложила их к теоретическому месторасположению груди. Грудь, как ни странно, тут же нашлась, а вот то, что ее прикрывало – нет. Элизабет шумно выдохнула и распахнула слезящиеся глаза. То, что предстало перед ее мутным взором, превзошло все ожидания. Во-первых, в непосредственной близости от нее лежал полуголый мужчина. Во-вторых, при детальном рассмотрении этим мужчиной оказался не кто иной, как ближайший помощник коммодора Норрингтона старший лейтенант Джиллет. Оценив всю открывшуюся как на ладони диспозицию, Элизабет в голову не пришло ничего лучше, чем разразиться безумным визгом, этим самым до икоты напугав задремавшего было лейтенанта.
- Что это? Где я? Что произошло? – отверещав, задалась вполне объективным вопросом губернаторская дочка, отползая подальше от переполошившегося Джиллета.
- Как, вы не помните? – искренне удивился тот, приподнимаясь на локтях и беспокойно заглядывая в шальные глаза перепуганной девицы.
- Что я не помню? – упавшим голосом отчеканила Элизабет, старательно закрывая тоненькими ручками вызывающе разодранное платье, в недра которого пресытившийся старший лейтенант и не собирался более заглядывать.
- Как бы вам объяснить, мисс Суонн… - покраснел и подозрительно потупился Джиллет, а затем потянулся куда-то влево, в противоположную от нее сторону.
То, что продемонстрировал в ту же секунду честный и исполнительный офицер, эта потенциальная, но, увы, уже явно загубленная гордость Британского флота, повергло Элизабет в такой шок, что ее благополучно настиг приступ дурноты, который сопровождал столь отточенные ею и доведенные до совершенства обмороки. О, боги, о, Морской Дьявол, о, женские романы и покойная матушка, но глаза губернаторской дочке не врали - в левой руке Джиллет бережно держал розовые панталоны. Ее розовые панталоны. Те, которые она с таким завидным пристрастием выбирала сегодня утром из вороха кружевного белья. Издав высокохудожественный стон подстреленного лебедя, Элизабет, не справляясь в бурей эмоций, брякнулась таки на песок, потеряв сознание и оставив бедного лейтенанта наедине с колыхающимся от легкого ветерка нижним бельем в руке. Швырнув роковой предмет туалета юной барышни в набегающую волну, Джиллет кинулся приводить в чувство побледневшую нервную даму, но вдруг услышал какой-то посторонний звук. Да, уши догадливого старшего лейтенанта не обманули – шагах в восьмистах из-за деревьев прибрежного леса нежданно-негаданно нарисовались люди. Они оживленно переговаривались и, завидев одиноко сидящую возле моря Джиллетову фигуру, являющую собой монументальную композицию «Застуканного Неизвестного», поспешили скорее к нему. Сердце нашего Казановы, не спрашивая владельца, незамедлительно ухнуло куда-то в область желудка, в висках молотом о наковальню застучала кровь, а на лбу выступил холодный липкий пот, ибо в одной из фигур лейтенант безошибочно узнал коммодора…
Что было дальше испуганные авторессы, уже дуэтом наблюдающие за плодом своей буйной фантазии сквозь слегка раздвинутые пальцы закрывших глаза ладоней, не берутся пересказывать в подробностях. Выйдя из ступора, лейтенант кинулся собирать свои разбросанные по месту страстной случки предметы обмундирования, на ходу напяливая парик и кое-как заматывая шейный платок, сотню раз изрешетив проклятиями того идиота, который придумал завязывать на шее эти чертовы белые бантики. Кое-как облачившись в изрядно потрепанный жизнью в целом и событиями этого вечера в частности мундир, Джиллет принялся за бесчувственную Элизабет – одернул юбки и поспешно обернул ее в свой грязный запыленный китель. Окопав напоследок треуголку, на которую, судя по помятости и захороненности в песок, как раз и пришелся прицельный огонь страсти, проще говоря, на которую упала Элизабет, приказывая исполнить свой исторический, торжественный приказ «Полный вперед!», лейтенант нахлобучил на себя многострадальный головной убор и принял боевую готовность, так как решающий момент уже наступал текущей минуте на мозолистые пятки.
Взору строевой рысью подбежавшего к нашим героям коммодора с подкреплением и неутомимого, обеспокоенного исчезновением дочери губернатора Суонна предстала удивительная картина, изображающая чудом выживших после недельного плена у деспотичных пиратов Джиллета и бесчувственную Элизабет Суонн, которая грузным тюком болталась на руках у лейтенанта, старательно закрывающего своим кителем разодранное вместе с корсетом платье.
- Что произошло?? – вопрошал губернатор, принимающий с рук на руки куль с дочерью и не осознающий вопиющую очевидность случившегося. Хотя, признаться, никто ничего пока не понимал, ибо обнаружить этих двоих вместе не ожидал никто из пустившихся на поиски пропавших.
Лейтенант Джиллет развел было руками, пытаясь продемонстрировать, что, мол, не знаю, вот в таком вот виде нашел я на берегу вашу ненаглядную дитятку, но перебило его невнятное бульканье коммодора, который подавился вступительными предложениями допроса при взгляде на то, что услужливо выплеснула ему на башмак набежавшая волна. Предчувствие не обмануло доблестного служаку Джеймса Норрингтона – аккуратненько подняв двумя пальцами некогда розовую тряпочку, он с ужасом опознал в ней женские панталоны… А при взгляде на побелевшего лейтенанта без труда угадывалось, что к этому конфузу сия наглая английская физиономия имеет непосредственное отношение. Довершила же картину Элизабет, которая сдавленно вскрикнула, придя в себя и по несчастливой случайности тут же моментально наткнувшись взглядом на богатый улов, болтающийся в руке коммодора.
Норрингтону стало дурно, ибо мисс Суонн тут же разразилась безутешными рыданиями, подтвердив самые страшные его догадки относительно ее совместного пребывания поблизости от лейтенанта Джиллета, бриджи которого оказались весьма недвусмысленно порваны в…. в месте скопления многочисленных, как популяция саранчи, неуставных мыслей. Пока коммодор беззвучно ловил ртом воздух, не в силах оторвать взгляда от вяло болтающихся в руке мокрых панталон, побледневший до кончиков волосков накладной шевелюры губернатор начал уводить всхлипывающую блудную дочурку от места назревающей на грешную лейтенантову голову кары.
- Отец… отец, это… - хлюпала распустившая сопли краса губернаторская, кутаясь в многострадальный Джиллетов китель.
- Мы поговорим об этом позже, дорогая. Ты… ты заставила меня поволноваться… - заикаясь, выдавил бедный мистер Суонн, дрожащими руками обнимая за плечи подвывающее чадо.
- Губернатор, - обреченно просипел очухавшийся Норрингтон. – Со своей стороны я обещаю, что дело огласке предано не будет.
- Спасибо, коммодор… Я…мы будем вам очень признательны.
- Непременно… Лей-те-на-нт, - недобро протянул Норрингтон, чуть ли не дымясь и внушая бедному Джиллету ныне примерно такой же страх, который испытывал первобытный человек, глядя на разряды молнии. Старший лей-те-на-нт тут же страстно возмечтал перевернуть все физические законы и стать бесплотной материей, ибо коммодор был в исступлении праведного гнева. Коммодор был шоке. Коммодор был в отчаянии. Зажмурившись, Джиллет услышал, наконец, то, что тенью маячило на грани готового покинуть его сознания – Норрингтон, судорожно вздохнув, скрипуче процедил: - Под трибунал!..

********

Вот на этой оптимистичной ноте авторессы, наконец, заканчивают сие безумное повествование, ибо не в силах дальше описывать мытарства столь полюбившегося им за время написания этого литературного труда лейтенанта Джиллета, душевные терзания отвергнутого губернаторской дочкой и столь изощренно добитого хрупкой авторской дланью коммодора, муки совести пожавшей плоды своих необдуманных поступков Элизабет, счастливое неведение вернувшегося, наконец, на берег Уильяма Тернера и прочие прелести последствий произошедшего. Стоит отметить лишь, что судьба наших героев сложилась весьма неожиданно. А именно: понимая, что шалости дочери могут обернуться довольно неприятными для чести губернаторского дома последствиями, мистер Суонн поспешно начал организовывать свадьбу, на должность жениха избрав таки ничего не подозревающего и весьма обрадованного складывающимися перспективами рядового Тернера. Элизабет была счастлива. И на удивление не беременна. Лейтенант Джиллет, сопровождаемый восторгами тех немногих сослуживцев, до которых дошли слухи о его «пляжных забавах», был отстранен от службы, получив напоследок пару хуков в челюсть от коммодора Норрингтона. Сам же коммодор воспринял случившееся весьма болезненно. Уволив старшего лейтенанта, он сам оставил должность и махнул на Тортугу заливать дешевым ромом душевные раны и морально разлагаться, обвиняя с легкой подачки авторесс, подкинутой еще в первой части этого бессмертного труда, во всех своих бедах абсолютно ни в чем не повинного Джека Воробья.
И жили бы наши герои долго и счастливо (ну, или наоборот – кому как повезет), если б не принесла нелегкая на берега Ямайки одного крайне невысокого роста, но не в пример высоких амбиций субъекта, в миру нареченного лорд Бекетт, а для близких просто «Катлер», который переполошил, заставив плясать под свою пастушью дудку, всех, кто попался под его холеную руку. Но, признаться, это уже совсем другая история... Так что разрешите же откланяться и поставить, наконец, жирную точку в сей сумасбродной рукописи, имя которой «Карибский апокаляпсус».


Вы здесь » PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы » Законченные макси- и миди-фики » Карибский апокаляпсус