Отчет по ролевой полигонной игре «Карибское море-5», проведенной в июле сего года на озерах Вуоксы.
Предупреждение.
Дабы не усложнять жизнь себе и читателям, автор сохранила масштабы времени, пространства и вооружения таковыми, какими они были приняты в игровой реальности. Прочие несоответствия, аномалии и условности по отношению к реальности прошу считать необходимостью для наибольшей красоты произведения. Иными словами - шесть пушек на крепостной стене Порт-Рояльского форта, в условиях Игры, представляли собой средний уровень вооружения, лодка с одной парой весел и тремя орудиями на носу равнялась вооруженному шлюпу, а восьмивесельный десятипушечный вельбот, пригнанный одной знаменитой питерской ролевой командой - боевому фрегату.
Для непосредственных участников игры (если оные вдруг здесь обнаружатся): если что-то показалось вам неправильным или несоответствующим игровой реальности, прошу простить мне эту маленькую авторскую вольность в пользу художественной красоты. Ибо на абсолютную достоверность не претендую, моя цель – скорее художественный, нежели документальный рассказ по мотивам игры.   

Часть первая.

Рассказ Лилианы Ван дер Крайгер, уроженки Фландрии. Порт-Роял, 16… год.

День не задался с самого начала. Сперва выяснилось, что растяпа Люк, цирюльник при Салоне Мадам Джессики, не успел на нужный пакетбот. (Собственно, потому лишь и выяснилось, что на упомянутом пакетботе, прибывшем только что, упомянутого француза не обнаружилось). На нервной почве Мадам (не в первый раз, и уж тем более не в последний) поругалась с Зазой, демонстративно поставив ударение в ее имени на первый слог. Горячая уроженка Иль-де-Франс не снесла подобного обращения и в долгу не осталась. На крики и грохот разбиваемой посуды примчалась вторая из воспитанниц, полячка Рози; оценила ситуацию и предпочла исчезнуть, пока гнев Мадам не переключился на нее. Неосторожно высунувшейся из недр Салона шестнадцатилетней Лили тоже досталось – за очередную свару с командиром Порт-Рояльского гарнизона. Счастливо избежать участия в скандале повезло лишь управляющему Матео, находившемуся в это время в отъезде по торговым делам.
Одним словом, над торжественным бальным приемом у губернатора Ямайки, организовывать который взялся Салон, нависла было очень и очень нешуточная угроза. Однако, совершенно неожиданно для всех, и не в последнюю очередь для себя, Мадам вдруг успокоилась и споро взялась за дело. Уже через несколько минут она покрикивала на репетирующих музыкантов и слуг, устанавливающих шатры возле террасы. Юная фламандка побегала там и тут, выполняя несколько поручений в духе «подай-принеси», а после, убедившись, что ее помощь более не требуется, испросила разрешения и ушла на прогулку. Старшие девушки остались томно отмахиваться веерами от стражи, грозившей немедленно устроить детальный и доскональный обыск всея Салона на предмет сокрытия особо ценных прелестей.
В порту только и разговоров было, что о показавшихся с «дикой» стороны острова двух пиратских кораблях, пришедших, судя по всему, с Тортуги. Жители рыбацкого поселения, заметившие гостей, наперебой рассказывали, как эти корабли постояли у берегов, а затем развернулись, так и не проявив никоим образом цели своего появления.
Вечер между тем приближался; в порту замелькали пестрые флаги гостей с разных островов. Лили поспешила в Салон, со страхом думая о своем возможном опоздании.
Однако юная фламандка беспокоилась напрасно: девушки и не думали торопиться. Благородное опоздание – привилегия благородных! И Мадам, и воспитанницы до последнего затягивали друг другу корсеты, расправляли шуршащие юбки и кружевные наколки. Лили невольно залюбовалась их нарядами, сшитыми по последней английской моде, и даже немного пожалела, что в свое время упросила Матео (под большим-пребольшим секретом!) привезти ей из очередного рейса не платье, а пистолет. Существование оного, само собой, тщательнейшим образом скрывалось от Мадам. Хотя вещица, что и говорить, была отменная: новейшая лондонская конструкция позволяла курку взводиться мгновенно, а малый вес и размер – носить оружие при себе сколь угодно часто. (Сказывался год, проведенный на пиратском судне – тогда Лили, еще четырнадцатилетний несмышленыш, любимая и пока не надоевшая игрушка в руках капитана, не расставалась со шпагой и пистолетом. Хотя, конечно, вряд ли сумела бы выстрелить в живое существо…)
- Девочки, готовы? – пронзительно зазвучал голос Мадам. Воспитанницы, всполошившись, закивали, и торжественная процессия юных дев двинулась в направлении губернаторской усадьбы.

Зала была полна самого разного народа. Были и голландцы с Кюрасао, и шотландская семья с Арубы – Лили во все глаза залюбовалась нарядами женщин – и целая делегация испанцев с Маракайбо, известных своим ревностным отношением к католической вере. Однако было непохоже, чтобы доны собирались кого-то сжигать, во всяком случае, сейчас. С одним из испанцев, губернаторским телохранителем по имени Тим, Лили даже побеседовала и нашла его очень милым.
В разгар бала секретарь губернатора, миловидный смуглый юноша с нежным лицом, предложил сыграть в фанты. Тут же была изъята чья-то треуголка, и в нее посыпались серьги, перчатки, перстни и броши. Секретарь доставал из шляпы вещицу, а святые отцы, оказавшиеся на приеме аж в количестве трех штук, объявляли, что полагается сделать владельцу. Высокому голландцу в алом кушаке поверх черного костюма выпало спеть, одной девушке – станцевать, еще кому-то – поцеловать с закрытыми глазами первого попавшегося человека. Под общий хохот из толпы был вынут губернатор: ему выпало рассказать сказку.
- Жили-были, - загадочно начал Его Превосходительство, - три святых отца…
Три присутствующих героя тотчас же выдвинулись на середину зала и подбоченились.
- И нашли они однажды… Волшебную бутылку!
Один из священников схватил со стола первую попавшуюся бутыль с вином, два других принялись отнимать.
- И… выпили ее! – наблюдая за возней, строго произнес губернатор. Святые отцы мигом помирились и разлили вино по бокалам.
- И-и-и… Умерли!
Святые отцы в ужасе переглянулись – и, картинно схватившись за шеи, рухнули на пол. Зал ахнул.
- А мораль такова – жадность грех! – невозмутимо завершил губернатор, вынимая из руки «покойника» осушенную бутылку и с укоризной глядя на нее. Святые отцы немедленно «ожили» и вскочили на ноги, отряхивая рясы.
Зал зааплодировал и захохотал, губернатор скромно раскланялся, и бал возобновился.
Вскоре Лили откровенно заскучала. Роскошный губернаторский прием, куда она мечтала попасть, оказался совсем не таким роскошным. Царили на нем вовсе не танцы и изящество, а сплетни, слухи, интриги, торговые сделки и медленное пьянство. Юная фламандка бродила между напудренными париками, пышными камзолами грандов и декольтированными платьями доний в нежных мантильях, улыбалась пышным голландским юбкам и беленьким чепчикам, слушала случайные беседы и все больше мечтала убежать на пристань. Ей не было дела на до переворота на Тортуге, ни до матримониальных планов Мадам, готовящей собственный переворот на Ямайке, ни до одержимости демоном, которой, как говорили, был подвержен командир Порт-Рояльского гарнизона… Наконец девушка решила более себя не мучить и незаметно покинула залу. Тихо пробежала по пустынным по случаю праздника улицам и исчезла за дверьми Салона.

Утро следующего дня прошло под знаком всеобщей религиозности. Порт-Рояльскому падре взбрело в голову на пару с католическим святым отцом, отставшим, как видно, от своего корабля, провести всеобщую проповедь и исповедь. Потолкавшись на главной площади, Лили услышала краем уха, что данное мероприятие затевалось не в последнюю очередь для выявления и предания в руки Церкви богомерзкого еретика, затесавшегося в паству. Иначе говоря – того же несчастного командира гарнизона, зуб на которого отрос уже не только у губернатора, но и у духовенства. «Непременно сожгут» - утвердилась во мнении Лили и отправилась на проповедь. Исповедоваться, само собой, она не собиралась.
Можете ли вы себе представить совместное выступление католического и протестанского священников? Даже и не пытайтесь; более сумбурного и скучного явления Лили еще не приходилось наблюдать. Немного оживил все лишь неожиданный поступок одной из трактирных девушек: пав на колени посереди проповеди, девица громогласно покаялась в том, что… мужа любит больше чем Бога. После этого, ясное дело, одна половина слушателей хихикала в кулак, а другая – заинтересованно оценивала прелестные формы кающейся грешницы.           

В Салоне вернувшуюся Лили ожидал сюрприз. Войдя, она обнаружила Рози и Зазу в поспешных сборах, а у ворот – весьма и весьма нереспектабельно выглядевшего джентльмена.
- Только не выдай нас Мадам Джей, ладно? – игриво прошептала Заза.
- Мы отправляемся на морскую прогулку с этим сэром, - добавила Рози. И не успела Лили и глазом моргнуть, как вся троица исчезла в неизвестном направлении.
Спустя четверть часа корабль с двумя воспитанницами на борту взял курс на Тортугу…
«Не вернутся», - мрачно подумала Лили и отправилась доложить Мадам Джессике.
Как оказалось, та уже была в курсе дела – непонятно как.
Во времена Великого Штурма, по слухам, использовалось восемьдесят четыре орудия, паливших одновременно.
Гнев Мадам был страшнее…
Лили, а также прибывший-таки Люк и Сандра, дочка Мадам Джессики, сочли за благо исчезнуть куда подальше.  От ярости решив перейти к делу, Мадам умчалась к губернатору жаловаться на неблагодарных девчонок, а Люк, Лили и Сандра, носившая в кругу друзей имя Санни и бывшая юной фламандке ровесницей, расположились на террасе и приготовились встречать гостей. Как бы там ни было, а Салону полагалось работать. На огонек заглянул городской доктор, добрая душа, никогда не отказывающая в помощи. Он принес весть о том, что в порту готовится свадьба некоего испанского идальго с женщиной-капитаном, испанкой с именем более длинным, чем ее клинок. Причем женится идальго в уплату долга капитанше.
Заговорили о свадьбах и любви вообще; Сани призналась, что мечтает выйти замуж, но не знает, выбрать ли ей любовь или расчет. В ответ на это Лили рассказала свою историю, не выдавая, впрочем, своей к оной принадлежности – о том, как она ходила на капере, переименованном в «Железное сердце» (Coeur de Fer), и о его белоглазом капитане. Рассказ заинтересовал слушателей чрезвычайно, и под самый конец голос Лили зазвучал совсем тихо, мелодично и загадочно:   
- И вот наша героиня – а было ей, как вы помните, пятнадцать лет, - подошла к кровати и занесла кинжал над грудью спящего капитана. – Лили сделала интригующую паузу и завершила:
- А потом воткнула кинжал в изголовье, развернулась и ушла. Больше ее никто из команды «Железного сердца» не видел.
- Интересно, - задумчиво протянул Люк, - почему она все-таки не смогла его убить?
Лили пожала плечами. Иногда она и сама задавала себе этот вопрос.
- Возможно, она все еще любила его. Не изволите, я расскажу еще?
- Расскажите! – воскликнула Санни.
И Лили начала рассказывать о том, что произошло задолго до ее истории. О том, как белоглазый испанец и его лучший друг, ныне покойный капитан Баргамут, вместе наводили ужас на Карибский бассейн; о том, как они вдвоем отправились за сокровищами в турецкую крепость и попали в плен; как невиданной хитростью вырвались на свободу и прихватили с собою половину казны. О вечных ссорах белоглазого со своим боцманом-англичанином, и о том, как эти двое в одну и ту же ночь влезли в дом губернатора одной французской колонии: испанец – к губернаторской жене, англичанин – к дочке. Весь Салон хохотал до слез, когда Лили описывала, как незадачливых соблазнителей заточили в тюрьму, предварительно приковав друг к другу, и как они, вынужденные забыть про распри, бежали из плена.
- Рада, что развлекла вас, господа, - поклонилась Лили.
- И все-таки что же выбрать – любовь или расчет? – задумчиво сказала Сандра.
- Выбирай расчет, а если вдруг встретишь любовь, то есть яды, - посоветовал Люк.

Между тем Мадам всеми силами старалась взыскать сатисфакцию за побег девиц. Стало известно, что обе находились в этот момент в рыбацкой деревне на «диком» берегу Ямайки, куда их повторно похитили с Тортуги. Мадам обращалась то к начальнику порта, то к страже, и всюду встречала отказ. Решили передать дело губернатору, но тот, как назло, еще был в отъезде. Лили и Санни, укрывшись в беседке посереди сада, принялись обсуждать, что они могут сделать для Мадам.
- Их надо поймать и выпороть! Они опорочили честь Салона, - горячилась фламандка.
- Маман уже, как мне сказали, добилась разрешения на десять плетей каждой…
- А побежали к охране! – осенило Лили. – Если разрешение есть, они не посмеют отказать.
Вопреки ожиданию, командир гарнизона одарил их обаятельной улыбкой и ехидно сообщил, что, к глубочайшему сожалению, помочь он ничем не может. Сбежавшие девушки не были рабынями, а приказ в любом случае должен был исходить от губернатора непосредственно.
В порыве вдохновения девочки решили сочинить подложный контракт на сбежавших воспитанниц. При этом Лили была искренне уверена, что действует во благо – Мадам ведь забрала обеих девушек из довольно мерзких мест, выучила и вырастила, а они повели себя так неблагодарно. Ну, а чем руководствовалась Санни, оставалось неизвестным.
Контракт был составлен и записан фламандкой под диктовку Сандры. По этому документу выходило, что воспитанницы были обязаны находиться и работать при заведении Мадам, в обмен на обучение, полный пансион и потенциальное замужество. После этого юные авантюристки повторно нанесли визит командиру стражи, уверенные, что уж теперь-то они точно добьются своего. Однако и в этот раз проклятый бюрократ послал их к губернатору. Узнав, что Его Превосходительство, пока они возились с документом, успел вернуться в резиденцию, девочки решили обратиться с прошением к нему. По пути обе наперебой ругали командира гарнизона:
- Вот солдафон! Надо было дать… (уфф, ну и печет!) взятку…
- Не возьмет… И взятку тоже…
Наконец, нечеловеческими усилиями, Лили и Сандре удалось добраться-таки до губернаторского кабинета и вручить ему бумагу. По мере того, как Его Превосходительство читал, обеим становилось все более и более не по себе.
- Санни?
- М?
- Кажется, сейчас пороть будут нас…
Губернатор спрятал бумагу в стол и выставил девочек, многозначительно попросив подождать. Отчаявшись, Лили даже попыталась подкупить губернаторского секретаря. Арсенал ее средств убеждения исчерпывался тремя драгоценными перстнями, небольшим количеством серебра и угрозой в крайнем случае выдать секретарскую тайну: ибо секретарь на самом деле был переодетой девушкой. Лили удалось узнать это не так давно по счастливой случайности.
…Однако фламандке не повезло: пока она расспрашивала губернаторскую прислугу о том, куда делся секретарь, пока добиралась до порта, объект ее поисков уже поднимался на борт корабля, следующего в Шотландские колонии. Проклиная все на свете, Лили уныло поплелась обратно. За подлог ее точно ожидала порка, а то и казнь. Сандре же при этом мало что грозило – она, как дочь маркизы, отделалась бы домашним арестом. Мысль о том, что совсем недавно ямайские святые отцы, протестанский и католический, скооперировавшись, чуть не сожгли под видом ведьмы девушку из трактира, тоже не грела душу.
В самых мрачных чувствах фламандка пришла в Салон. Однако ожидаемого наказания не последовало. Девочку встретила Санни, восторженно рассказывающая, как Мадам успела сжечь подложный контракт за мгновенье до прихода стражи. Успокоенная, Лили собралась было приступить к занятиям, как вдруг ее позвала к себе Мадам.
Рядом со своей наставницей Лили обнаружила богато одетого голландского джентльмена с золотистыми бородой и волосами.
- Сэр из почтовой службы желал бы прогуляться с тобой, - объявила Мадам Джессика. И шепнула только для воспитанницы: - Платит золотом.
Лили присела в реверансе, показывая, что принимает предложение. Голландец подал ей руку, и пара степенно покинула Салон.
По дороге джентльмен поинтересовался новостями; Лили рассказала ему о неудавшемся сожжении трактирной ведьмы, об убийстве некоторое время спустя после этого обоих святых отцов. Не удержалась и упомянула и о побеге и похищении воспитанниц Салона.
- Представляете, они пошли с тем подозрительным джентльменом, даже не задумываясь о том, к чему это может привести! Не зная ничего о нем! Как можно быть такими легкомысленными!     
- Да, ужасно легкомысленно, - согласился голландский джентльмен, останавливаясь. Он вытащил из ножен шпагу и аккуратно оглушил Лили затейливо украшенной рукоятью. Затем поднял бесчувственное тело и направился к припрятанной неподалеку шлюпке.
Очнулась Лили уже на корабле, в дорого и со вкусом обставленной каюте. Ее золотоволосый похититель, только что подносивший к ее лицу флакончик нюхательной соли, почтительно поклонился:
- Мои извинения за эту маленькую грубость, мисс. Ничего личного, мы всего лишь наемная почтовая служба. Вас пожелал заказать губернатор колонии Маракайбо.
«Маракайбо? Маракайбо… Это не там ли мы в свое время учинили… Да, губернатор мог меня запомнить. А кто-то из испанских гостей – узнать меня и передать, что я на Ямайке…»
- Что ж, если я груз, то, по крайней мере, ценный, - сухо произнесла Лили, словно невзначай проводя рукой по правому бедру. Невообразимая радость наполнила ее сердце: эти олухи НЕ ДОДУМАЛИСЬ ЕЕ ОБЫСКАТЬ!!! Верный пистолет покоился в специально притороченной к нижней юбке петле! И правда ценный груз, доставить который требовалось неповрежденным: ни ее денег, ни драгоценностей не тронули; даже шпильки не выпало из ее прически.
К тому же Лили заметила буквально в футе от себя пистоль одного из похитителей, небрежно брошенный на скамье! Стоило, мило улыбаясь и заговаривая зубы, пошире расправить юбку – и можно было бы… Однако, присмотревшись, Лили оставила эту идею: оружие было устаревшей конструкции, и к нему требовалось отдельно подносить огниво, которого у девочки, конечно, не было.
- Могу я спросить вас, сэр, сколько вам за меня заплатили? – застенчиво и покорно проговорила она, решив наладить контакт.
- Если честно, мисс, нам еще не заплатили, - неосторожно признался похититель, и Лили тут же ухватилась за эту идею:
- И не заплатят, поверьте! Губернатор Маракайбо – редкостный жмот и скряга, проще верблюда протащить через игольное ушко, чем заставить этого человека расстаться с деньгами.
Голландец и заглянувший на огонек его сообщник несколько призадумались. Лили усилила нажим:
- Пожалуй, вы окажетесь счастливчиками, если вас там же не прирежут. Уж вы поверьте, это люди без чести и совести. Готова держать пари…
Похитительский сообщник мигом оживился:
- Два варианта? Заплатят или убьют? Идет!
- Я бы предпочла три, сэр: заплатят, заплатят меньше уговоренного или же убьют. Впрочем, даже четыре: заплатят и убьют. У губернатора Маракайбо отменный черный юмор: с него станется высыпать ваш гонорар в вашу же могилу.
Почувствовав уверенность, Лили продолжила:
- А я могу заплатить вам прямо сейчас. Видите? - Она протянула руки. – Три перстня, сапфир, рубин и жемчужина в бриллиантах. И кошелек серебра.
- Увы, мисс, нам предложили значительно больше, - усмехнулся голландец.
- Что ж, это радует. Однако помните, что я вам сказала, сэр, - вернула ему усмешку Лили и стала со всею возможной бравадой ждать своей участи.
Испанский порт ее разочаровал: некогда, возможно, здесь царило великолепие и роскошь; сейчас же всюду лежал отпечаток неряшливого запустения. Стены усадеб облупились, веселый дом радовал глаз выцветшими занавесками, а дороги оказались просто ужасны. Хорош оказался лишь крепкий десятипушечный форт. Все это Лили ухитрилась заметить краем глаза: ее вели, закутав в плащ и низко надвинув капюшон на лицо.
По дороге им попался губернатор Тортуги, и незадачливые похитители едва не отдали «груз» по ошибке ему. Лили, несмотря на свое плачевное состояние, едва не лопнула со смеху под своим капюшоном. Она уже мысленно просчитывала, что скажет губернатору и как отвлечет его внимание, чтобы удобнее было взять его в заложники. Однако и похитителям, и похищенной пришлось прождать у губернаторской резиденции больше часа, а глава острова так и не соизволил появиться. «Неслыханное неуважение, как ко мне, так и к вам, между прочим», - ехидно шепнула Лили своим крадунам. На правах почетной пленницы она успела отобрать у одного из них чемоданчик с почтой и теперь сидела со всем возможным комфортом.
Наконец стало ясно, что губернатору откровенно не до них. А чтобы не терять возможности развлечься, фламандку было решено отдать Католической Церкви. Что означало – сжечь как еретичку.
- Позвольте, - вмешался один испанец. Лили узнала его: телохранитель Тим, с ним она разговаривала на балу. – Это девица из борделя, согласитесь, нелепо ее убивать, живою она принесет больше пользы.
«Сам ты из борделя, у нашей Мадам французский Салон!» - зло подумала в ответ Лили.
Подвели священника, толстого и с выбритой тонзурой. Лили поставили перед ним на колени, но почему-то не связали. Тряся щеками, католический отец начал допрос:
- Откуда вы, дитя?
- С Ямайки, - тихо ответила Лили.
- Богомерзский остров… Какой вы веры?
- Католической! – выпалила Лили, не раздумывая.
- Позвольте, а вы не блефуете? – тут же вмешался (черт бы его побрал!) проныра Тим. – Помнится, на ямайском балу вы…
- А кем же мне себя называть на протестанском острове! – с показным отчаянием выкрикнула Лили. На нее снизошло вдохновение.
В толпе послышалось замешательство. Очевидно, такого никто не ожидал. Священник продолжил:
- Признаешь ли ты учение Мартина Лютера… идиота богомерзкого?
- Нет, святой отец! – с фанатичным блеском в глазах отчеканила Лили.
- Признаешь ли Папу Римского, наместника божьего на земле?
- Признаю, святой отец!
- Можешь ли прочесть молитву?
Лили отбарабанила «Патер Ностер» так быстро, что у нее застучали зубы, и мысленно поблагодарила себя за то, что подслушивала в детстве, как молятся католики. В довершение она размашисто перекрестилась по-католически.
Священник призадумался, и очень надолго.
- Я не могу решить ее судьбу! – наконец изрек он и отправился советоваться с губернатором. Вернулся очень скоро, с плохо скрываемой радостью. И медоточивым голосом, с иезуитской улыбкой, спросил:
- Признаешь ли ты грех называния себя протестанткой, на протестанском острове?
У Лили сердце ушло в пятки…
- Признаю, - убито прошептала она.
- Еретичка! – проорал святой отец так, что у Лили заложило уши. Толпа подхватила:
- Еретичка!
- Сжечь ее!
- Сжечь! – подхватила толпа.
Святой отец, закатив глаза, начал что-то бормотать. «Виновна…. Отпускаю грехи земные… а небесные пусть простит господь…» Лили не слушала. В глазах у нее плыли чужие лица, голова пошла кругом, а в нос ударил запах сырого дерева. Влажной ладонью, смотря перед собою, она начала присобирать юбку с правого бока, пока не почувствовала гладкую рукоятку пистолета. Потянула – завязки запутались и не пустили дальше. Палец лег на холод курка…
- .. и да помилует Господь ее душу! – громогласно объявил святой отец.
И рухнул под гром выстрела. На рясе неумолимо расплывалось мокрое темное пятно.
Присутствующие беззвучно ахнули. Несколько человек кинулось к нему, несколько – заламывать руки Лили. А та, ослепшая от порохового дыма, оглохшая от выстрела, швырнула разряженным пистолетом в голову кому-то из стражников и бешено захохотала. Сквозь истошный вопль раненого и ее хохот слышались пронзительные крики:
- Откуда у нее оружие?? Откуда?!
- Ведьма пронесла пистолет под юбкой!
- Еретичка застрелила святого отца!..   
- Как они не нашли у нее пистолета?!
А Лили, уже связанная, с разорванной юбкой, сбившейся набок кружевной наколкой, с длинной царапиной на щеке, только хохотала и на чем свет стоит костерила испанцев.
- Свиньи! Трусливые псы! Взяли, что, взяли фламандку? Взяли, да своего святошу потеряли! Паписты, богомолы! Псы! – голос у нее срывался, а от хохота и отчаяния по щекам текли слезы. Как сквозь сон Лили видела, как ее тащат к столбу и устанавливают на вязанках хвороста. Как в шесть рук подводят охающего святого отца, перебинтованного и с все расплывающимся поверх корпий темным пятном на пузе. («Жив, мерзавец… Ничего, я не добью, добьют другие!» - мстительно подумала Лили.)
Из пелены незнакомых лиц вдруг выплыло одно знакомое. Золотоволосый голландский похититель подошел к ней и дотронулся до шляпы.
- Это было блистательно, мисс. Вы нас поразили и переиграли. Мои молитвы с вами.
Лили одарила его полным презрения взглядом:
- Заплатите Мадам Джессике обещанную сумму.
- Непременно. – Голландец поклонился и отошел.
Поднесли факел. Толпа завыла:
- Сжечь ведьму!!
- Испанские свиньи! – перекрывая рев толпы и треск дров, закричала Лили. – Сволочи! Трусы! Грязные шавки!
Сырые дрова разгорались с неохотой, плюясь густым, разъедающим глаза дымом.
- Уроды, твари! Да здравствует Ямайка! Да здравствует Фландрия! Будь прокляты паписты! Проклинаю вас! Именем Берегового Братства – ПРОКЛИНАЮ! Да здравствует Ямайка, да здравствует Фландрия! Фла-а-андри-ия-я-а-а!
Дрова трещали и дымили…

То ли разгневанные покушением на святого отца, то ли решившие продемонстрировать, кто в Карибском море главный, испанцы пустились на неслыханную дерзость.
Немногие решались отправиться в захватническую экспедицию сразу же на исходе сезона штормов. По большей части, конечно, потому, что абсолютному большинству было лень жить иначе, чем по принципу: «пока гром не грянет – прихожанин не перекрестится». Иначе говоря, всем было неохота начинать подготовку к плаванию НАСТОЛЬКО заранее.
Всем, но только не испанцам и примкнувшим к ним шотландцам.
Ранним весенним утром Порт-Роял был разбужен грохотом пушек и отборной испанской руганью. Проклятые католики выбрали очень удачное время для штурма: сопротивления не было оказано никакого. Часть стражи, выскочившая-таки на улицу, была мгновенно перебита. Командира гарнизона шотландцы вывели на площадь для того, чтобы прилюдно обезглавить.
- Есть ли у вас последнее желание? – спросили его.
- Я был бы благодарен, если бы мне перед казнью вернули мое оружие.
Шпагу возвратили.
- Благодарю, господа. Позвольте же мне умереть, как подобает мужчине, в честном поединке с любым из вас.
Захватчики выразили резкий протест, и командир презрительно бросил:
- Не думал я, что бравые шотландцы такие трусы. Что ж, рубите, юбконосцы.
И с достоинством подставил шею под клинок.
Губернатора захватили в постели и доставили на шотландский корабль. Его и его семью, то есть, двоих дочерей, было решено доставить на Арубу и подвергнуть жесточайшим пыткам.
С хохотом и победными криками покидали захватчики разоренную Ямайку. Однако несколько месяцев спустя Порт-Роял вновь начал оживать. Поначалу в город перебирались уцелевшие жители рыбацкого поселения, до которого волна испанского захвата не докатилась. Затем в него стали стекаться пираты, контрабандисты и авантюристы всех мастей, швартовались корабли со всех уголков Карибского бассейна…
С борта одного из таких кораблей и ступила на землю Ямайки юная искательница приключений, поэтесса из Гаскони, двадцатилетняя мадемуазель Ванесса де Паради.
Но это уже совсем другая история…

Продолжение следует.

Отредактировано Liana der Krieger (2009-08-15 14:14:21)