Название: О порке, рабстве и чуме
Автор: Доджесс
Фэндом: Daria|Хорнблауэр
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Дарья, Хорнблауэр, Трент, Хелен Моргендорфер
Пейринг: намек на Дарья/Хорнблауэр
Жанр: абсурд/пародия
Саммари: Дарья не написала рассказ в духе Гордости и Предубеждения, с собой в главной роли и с Трентом в роли мистера Дарси или типа того. Поэтому я написала его за нее. Не совсем соответствует ее замыслу, но это же мой фенфак, в конце концов.
На счет десять я щелкну пальцами и, надеюсь, ничего из этого не вспомню (с) Дарья
Тиканье часов. Я моргала на каждой четвертой секунде. Итого прошло уже две с половиной минуты с тех пор, как мы остались вдвоем.
Этот мистер Хорнблауэр, молодой человек, похожий на барышню, слишком красивый и слишком многообещающий, чтобы находиться со мной в одной комнате. Если он продержится хоть какое-то время, возможно, мы станет друзьями. Я всегда так думаю, прежде чем начать беседу, но никто еще не продержался.
Он шумно вдохнул.
- Сегодня прекрасное утро, вы не находите?
Отлично. Дело пошло.
- Нет, мистер Хорнблауэр, сегодня очень скверное утро. Для начала, сегодня очень промозглая сырая погода. Все кругом страдают обострением подагры и мигрени, и изводят окружающих бесконечными жалобами.
Хорнблауэр тихонько кашляет. Его время говорить еще не пришло.
- Кроме того, заканчивается осень, сэр. Значит, скоро зима, а урожай в этом году небогатый, таким образом, нам всем придется нелегко.
Он смотрит в пол.
- В-третьих, мы объявили войну Франции, но все причины, даже официальные, кажутся мне недостаточными. Значит, скоро англичане станут умирать по всему миру по недостаточным причинам. Надеюсь, вы меня понимаете.
Я повернулась к нему, и Хорнблауэр поднял голову. Его глаза горели энтузиазмом, чего я никак не ожидала, но, кажется, он был счастлив просто от того, что знает, что сказать.
- А я настроен не столь пессимистично, - ответил он. – Бывают вещи и похуже.
- Похуже болезней, голода и войны?
- Порка, - не задумываясь, ответил Хорнблауэр. – Например, порка, мисс Моргендорфер. Однажды я вел своего матроса через строй, и все то время, что его пороли, я смотрел в его лицо. Поэтому любое утро без порки, даже сырое и промозглое, кажется мне прекрасным.
Я отвела взгляд. Разговор начал становиться интересным – Хорнблауэр был в шаге от того, чтобы меня насмешить. А это непростительно. Его не обрадует, если он услышит мой смех.
- Но порка – это не все, есть и другие вещи, отсутствие которых делает прекрасным это утро, - добавил он.
Настал момент для шокирующей откровенности. Если он выдержит это, значит, мне пора напрячься.
- Да, сэр, - сказала я. - Например, унизительные, отчаянные и бесполезные попытки матери выдать вас замуж, - отвечаю я. – Отсутствие этой процедуры делает прекрасным мое утро, подобно тому, как отсутствие порки делает прекрасным ваше.
Глубокая задумчивость, как тень, легла на его лицо и затаилась в больших лошадиных глазах.
- Простите меня за прямоту, мистер Хорнблауэр, - мой сокрушительный удар. - Я вижу, эта процедура мучительна для вас, потому что вы подвергаетесь ей впервые. Хочу, чтобы вы знали – вы не обязаны…
Хорнблауэр издает нервный смешок и хлопает длинными пушистыми ресницами.
- Для меня мучительна любая процедура, в которой я должен открывать свой рот и что-то говорить в присутствии других людей! – восклицает он. - И, тем не менее, я подвергаюсь ей постоянно. О чем бы вы хотели поговорить, пока ваша матушка и сестра не вернутся с прогулки?
Я знала точный ответ еще до того, как он перебросил мяч на мою половину. Отвечаю не задумываясь.
- О порке, сэр.
Его лицо проясняется еще больше. Он владеет этой темой.
- Прекрасно. Что именно вы хотите знать?
- Что стало с тем человеком?
- Он умер, - с готовностью ответил Хорнблауэр. – Но не в этот раз, а в другой. После порки он дважды дезертировал. Во второй раз я погнался за ним, и он сам застрелил себя из моего пистолета.
- Вырвал у вас пистолет?
- Нет, пистолет был в моей руке, но он застрелил себя сам.
- Больной безумный мир, сэр.
- Точно так, мисс Моргендорфер.
Повисла неловкая пауза. Хорнблауэр широко улыбался, словно происходило что-то радостное, и смотрел в одну точку на полу, прямо перед собой.
- Я могу рассказать так же о рабстве и о чуме, - предложил он.
- О, прошу вас.
- Я видел страны, в которых погоняют скот гораздо бережней, чем людей. А люди там мрут от чумы, как мухи, прямо на улице, но даже в предсмертной агонии требуют золото.
- Какая великолепная апокалипсическая картина. Вы говорили с больными и не заболели?
- После этой беседы мы три недели плавали в море. Это называется «чумное судно», мы должны были выдержать трехнедельный карантин.
- Наверно, это было ужасно.
- Нет, мисс, по правде сказать, было замечательно – провиант, который мы закупили у чумных, был в карантине вместе с нами, и пока наши здоровые товарищи доедали червивый хлеб, мы лакомились свежей говядиной и мечтали, чтобы карантин длился вечно.
- Думаю, это справедливо, мистер Хорнблауэр.
- Я в этом не уверен. Но голод – тяжелое испытание.
Пауза вернулась. Пока мы молчали, часы отсчитали полминуты.
- А что это была за чума? – спросила я. – В чем она выражалась?
- В каком смысле? – Хорнблауэр напрягся.
- Фурункулы, черные шишки…
- Ах, это, - он облегченно выдохнул и улыбнулся. – Нет, фурункулов и шишек я не заметил. Они были бледные, тряслись, а потом у них изо рта лилась кровавая жижа. Наверно, строго говоря, это была не чума, но здесь вам бы лучше ответил мой батюшка.
- Ваш батюшка?
- Он врач.
- Понятно. Благодарю.
Я размышляла над тем, уместно ли спросить о всяких мерзких подробностях жизни на корабле, когда в дверном проеме появился брат моей близкой подруги, мистер Трент Лейн.
- Простите, что помешал, - сказал он. – Если я помешал.
- Вы не помешали, мистер Лейн, - ответила я. – Познакомьтесь, это мистер Хорнблауэр, исполняющий обязанности лейтенанта на корабле Его Величества «Неуязвимый».
- «Несокрушимый», - Хорнблауэр обезоруживающе улыбнулся. – Или «Неуязвимый»…
Он наморщил лоб и сильно смутился.
- Это неважно, мистер Хорнблауэр, главное, что смысл понятен, - сказала я, и это был максимум учтивости, на который я способна, ибо я не мастер сглаживать неловкости. – Позвольте представить. Мистер Лейн, наш сосед и друг семьи.
Они раскланялись, но, зная мистера Лейна, я понимала, что его мысли заняты чем-то поважнее новых знакомств.
- Вообще-то, я искал выход, - сказал мистер Лейн. – Я простился с вашей матушкой и сестрой два с половиной часа назад, так что, наверное, пора уходить.
Я взглянула на часы.
- Вы приглашены сегодня к нам на ужин, не так ли? – спросила я.
- Да, кажется, приглашен, - неуверенно ответил мистер Лейн.
- В таком случае, вы можете не торопиться – ужин через час. Вы успеете только доехать до своего поместья, как уже нужно будет поворачивать назад.
Мистер Лейн долго смотрел на часы.
- Но не будет ли это нарушением этикета? - задумчиво произнес он, словно обращаясь сам к себе. – Я вроде как простился с вашей матушкой и сестрицей, и вроде как должен уйти, а потом придти снова.
- Мы сделаем вид, что так и было, - ответила я. – Никто не узнает, что вы, на самом деле, никуда не уходили. Не так ли, мистер Хорнблауэр? Мы же можем сделать мистеру Лейну такую любезность?
- Конечно, не вижу в этом никаких сложностей, - уверенно ответил Хорнблауэр.
Мистер Лейн пожал плечами, вошел и комнату и уселся в кресло.
Часы отсчитали минуту.
- Мистер Лейн пишет прекрасные стихи, не так ли, мистер Лейн? - заговорила я. -Например, недавно, он написал оду во славу флота Его Величества. Вы нам ее не прочтете?
Мистер Лейн покорно кивнул.
- Она называется «Выпасть из гамака», - растягивая слова, тихо произнес мистер Лейн.
- Прекрасное название! – воскликнул Хорнблауэр, и мистер Лейн вздрогнул всем телом от неожиданности. – Вам доводилось служить на флоте?
- Я только однажды плыл морем, - ответил мистер Лейн. – Я уснул в Бордо, а проснулся в Портсмуте. Но во время этого путешествия мне доводилось выпадать из гамака, и даже не раз.
- Мне тоже, сэр, - с готовностью ответил Хорнблауэр. – Ужасное ощущение. Достойный предмет для оды.
- Вы нам ее прочтете? – повторила я свой вопрос.
- Я бы рад, мисс Моргендорфер, но не помню оттуда ни строчки, - честно ответил мистер Лейн. – И, кажется, бумагу с этим текстом съели мои собаки.
- Какая жалость.
- Никому не пожелаю читать мои стихи. Я бы и сам их не читал, но мне приходится это делать, пока я их пишу.
- С вашими собаками все в порядке? – обеспокоено спросил Хорнблауэр и снова смутился. – Я люблю собак.
- Собаки нормально переваривают мои стихи, - ответил мистер Лейн. – Чего не скажешь о людях.
Мы погрузились в молчание, которое продлилось около трех минут. Мистер Лейн пытался скрыть, что спит, прикрывая глаза рукой так, словно подпирает голову, я смотрела на часы, а мистер Хорнблауэр смотрел на меня.
Потом поднялся шум и визг, все слилось в одну непонятную сумбурную картину, и я больше не слышала тиканья часов и дыхания мистера Хорнблауэра. В дом вернулись моя мать и сестра.
Мать старалась не выдать того, как она напугана. Старалась не смотреть в лицо мистера Хорнблауэра, чтобы не увидеть в нем тот же суеверный ужас, что и в лицах всех предыдущих молодых людей. Но ей было не о чем волноваться – мистер Хорнблауэр смотрел внутрь себя, и его мысли были где-то далеко, возможно, в море или в чумных странах, или на дне его собственной души.
- О чем вы говорили? – шепотом спросила меня мать, подгоняя всех в столовую к ужину.
Я улыбнулась, глядя на нежный девичий профиль мистера Хорнблауэра. Может быть, его мысли были со мной, хотя лучше на это не настраиваться.
Я ответила:
- О порке. О рабстве. О чуме.
The end.
