Название: Happy fucking valentine’s die
Герои: Бренда, Дилан
Фандом: Беверли Хиллз 90210
Рейтинг: R
Жанр:  Drama/Romance
От автора: Ностальгия порой делает с нами странные вещи
Краткое содержание: Дилан приезжает в Лондон, встречает в Гайд Парке Бренду. И не забыть, что на дворе-то День Святого Валентина.
Время действия: где-то после 4-ого сезона.
Статус: Закончен
Предупреждение: POV Бренды, наверное AU, ибо никто не знает в действительности что делали Бренда и Дилан в Лондоне
Дисклеймер: все герои принадлежат Ааарону Спеллингу и иже с ним.

***
В феврале в Лондоне холодно почти как в Миннесоте. Снег падает из разверзшихся небес, унылое туманное марево прикрывает шапки деревьев молочно-белым одеялом, и кажется, что город как будто истаивает в странном, густом тумане. На улице ужасно сыро, холодно и промозгло. В Лондоне так почти всегда, пожалуй, даже летом. Но, черт, мне нравится этот город. Во всяком случае, гораздо больше, чем Эл Эй. Если бы мама слышала, как я ругаюсь, она бы умерла от возмущения, всенепременно. Но я давно уже не даю ей повода услышать, а потому проблем и не возникает. Мы не созванивались с мамой около года. Они с папой узнают новости обо мне исключительно от Брендона. С ним я просто не могу не общаться. Близнецы, ну, вы понимаете. Мы с братом чувствуем, когда что-то творится с другим, почти на подсознательном уровне, почти сердцем. Так было всегда, так остается и сейчас.
Хотя порой мне бы не хотелось слышать его голос каждую неделю на автоответчике, немного усталый, немного встревоженный, и очень-очень заботливый. Благодаря связи с Брендоном Эл Эй не отпускает меня, держит, словно в тисках. Я знаю всё, что происходит с его обитателями, людьми, которых я когда-то считала своей семьёй. Но, блин, я не хочу знать всего этого, я просто хочу забыть, жить своей жизнью, а не яркими по-калифорнийски жаркими картинками-воспоминаниями. Но Брендон не позволяет мне. Нет, я не виню его, он хочет как лучше, но, боже мой, в Лондоне идёт холодный снег, а я думаю только о ярком знойном солнце и  кудрявых волнах океана.
***
Брендон звонит перед самым обедом, и Герти радостно передает мне трубку. Соседке нравится мой брат, она считает, что у него чертовски сексуальный голос. Да-да, а ещё он самый честный и добрый парень во всем Эл Эй.  Мы не единожды обсуждали с Герти перспективы, но каждый раз она отказывается  поверить, что человек со столь низким, красивым голосом мог когда-то работать в Персиковой Косточке и быть школьным активистом. По её мнению, обладатели такого хриплого баритона, как у Брендона, просто обязаны быть хулиганами и задирами. Со смехом я отнимаю у неё трубку и, ещё не поднеся её к уху, ощущаю смутную тревогу.
- Брендон, что случилось? – вместо «привет» говорю я.
Я слышу его усталый, действительно чуточку сексуальный, хоть мне так и не положено думать, смех.
- Ты всегда опережаешь события, - говорит он и замолкает. В моем сердце что-то обрывается.
- Мама? – спрашиваю я, едва дыша, - Или папа? – добавляю, шмыгая носом, готовясь плакать.
- Нет, Брен, что ты, всё с ними в порядке, - устало вздыхает Брендон, но от меня не укрывается ни его напряжение, ни то, как он назвал меня. «Брен», - так меня называли и раньше, но только не брат. Так меня называл только один человек.
- Что-то с Диланом? – сходу констатирую я.
- Не буду спрашивать, как ты узнала, - устало отвечает Брендон. Я слышу в трубке его сбивчивое дыхание, его нежелание делиться со мной тем, зачем он, собственно, и позвонил.
- Я всё равно узнаю, - пожимаю я плечами, хоть и понимаю, что брат не видит моего жеста.
- ОК, - отвечает он просто, - Дилан в Лондоне.
Я замираю, словно животное, загнанное в угол, задерживаю дыхание. Дилан в Лондоне. Дилан, чертов Маккей в Лондоне! Блин, блин, блин! Хочется плакать, хочется бежать и не возвращаться, хочется умереть. Вместо этого я только сухо спрашиваю:
- И?
- Я просто подумал, что тебе стоит знать. – Также натянуто отвечает Брендон.
- Да брось, братишка, сомневаюсь, что мы с Диланом встретимся. Лондон слишком большой город, - извиняющимся тоном продолжаю я.
- Неужели ты и правда веришь, что он приехал просто так? – насмешливо спрашивает мой брат.
- Неужели ты и правда веришь, что Дилан Маккей приехал ради меня? – не менее насмешливо вторю я Брендону. Наша история с Диланом закончилась слишком давно, чтобы надеяться на чудо, чтобы хотя бы предположить, что оно возможно.
- Брен… - устало начинает мой брат.
- Не называй меня так! – истерично взвизгиваю я, отчего Герти чуть не падает со стула. Она ещё никогда не видела меня в таком состоянии.
- ОК, я всё понял, - скучным голосом оповещает Брендон,  - тогда до связи. И передай привет Герти.
- Обязательно, - отвечаю я, но уже не Брендону, а коротким гудкам.
К моему вящему удивлению Гертруда ничего не спрашивает, ни когда я удаляюсь в ванную вытереть слёзы, навернувшиеся на глаза, ни когда я, не говоря ни слова, натягиваю пальто, перчатки и выхожу вон. Герти хорошая подруга, она всё понимает.

***
Я бреду по туманным, февральским улицам Лондона и плачу. Плачу и не могу остановиться. Я ненавижу Дилана и желаю его видеть. Ведь Дилан Маккей – человек, которого я люблю. Смешно и странно. Мы начали встречаться, когда мне было только шестнадцать. Как я, маленькая, глупенькая школьница могла понять, что я люблю? Как я вообще могла знать, что такое эта самая любовь? Но я знала, гораздо лучше, чем сейчас. Потому что после Дилана я не любила никого. Я ходила на свидания, встречалась, но не любила. Я просто не могла научиться этому снова. Потому что всегда думала только о Дилане, потому что по-настоящему в моей душе было место лишь для него. И неважно, что я знала, что он никогда не будет со мной, неважно, что он разбил мне сердце, что я вынуждена была бежать на край света, подальше от него и жаркого солнца Эл Эй. Совсем неважно, ведь я всегда любила его и буду любить.
Осознание того, что Дилан ищет со мной встречи, не было счастливым, не было оно и исполнено гордости или тщеславия. Только жалости. Дилан искал не меня, он искал ту маленькую Бренду, которая всегда была на его стороне, которая всегда готова была поддержать, вне зависимости от обстоятельств. После смерти Тони ему не к кому было идти, не у кого просить помощи. В этом и есть наше различие с Келли -  я всегда любила Дилана  вопреки, тогда как она - благодаря.
Но сейчас, бредя по праздничным, наряженным улицам Лондона, я не знаю, смогу ли я и дальше быть с ним, несмотря ни на что, смогу ли я ему помочь, а главное, хочу ли я этого. Много лет назад Мы с Диланом были не просто любовниками, мы были друзьями, самыми лучшими, самыми близкими, самыми верными. Но он предал меня, а я сбежала. Каждый из нас сделал свой выбор, ни к чему было ностальгировать, ни к чему пытаться собрать воедино то, что было разрушено в пыль.
Я не буду помогать Дилану, не буду. Если повторять эту фразу достаточно долго, возможно, я сама поверю в неё и поступлю правильно, когда увижу его. А в этом сомневаться не приходится. Брендон был, конечно же, полностью прав. Дилан приехал ко мне, за мной, ради меня. Любое из определений подходит. Только я больше не подхожу. Больше не хочу быть маленькой доброй Брендой, больше не хочу помогать всем и каждому, а в особенности Дилану Маккею. Я устала. А ещё я выросла, слишком повзрослела для того, чтобы безоговорочно верить ему, принимать его таким, какой он есть, вопреки всем и каждому.

***
Гайд Парк – одно из моих любимых мест в Лондоне. Этому нет нормального объяснения, просто я люблю его шумную радость, многолюдье, гомон. Я люблю юные парочки, укрывающиеся на скамейках в самых дальних углах, люблю мамочек с детишками, люблю стариков, кормящих уток на прудах. Гайд Парк – настоящее сердце Лондона, его душа, то место, где люди встречаются и готовы улыбаться друг другу, несмотря ни на что.
Я иду по узкой аллее, на мои плечи ложится зимнее-осенняя морось, мелкая, почти незаметная, та самая, от которой пальто и сапоги очень быстро отсыревают. Горло ужасно болит так, что трудно сглотнуть. То ли это я простудилась попросту, то ли я настолько сильно боюсь. Мне всё чудится, что стоит обернуться, и я увижу в туманной дымке знакомый долговязый силуэт.
Блин. Я ведь всё та же впечатлительная маленькая Бренда. Может, Дилан и прав, что решил разыскать меня ту самую? Может, не так уж много времени утекло? Я уже и не знаю, что думать. Всё слишком быстро, слишком стремительно и в то же время слишком запутанно, будто клубок ниток, завязавшихся узелками, но, тем не менее, продолжающий раскатываться по полу.
Я сворачиваю за угол, к прудам и вижу его. Дилан Маккей сидит на скамейке, засунув руки в карманы куртки, спрятав половину лица в огромном шерстяном шарфе, и просто смотрит на воду. Так, будто в зеркало. Он изменился, подмечаю я бездумно, не в силах сделать хотя бы шаг вперёд. Я стою, а мои ноги, будто приклеенные, ватные, не могут оторваться от земли. У Дилана очень худое лицо, усталые карие глаза и всё та же нежная линия губ. Я начинаю замерзать, но сдвинуться с места не могу. И тогда я поднимаю с земли камешек и бросаю в воду. Меланхолично, словно в замедленном просмотре, Дилан поворачивается и смотрит на меня. Ещё секунду он не понимает, что произошло, а потом его лицо озаряется сотней эмоций в секунду – от страха до похоти. И всё в одном усталом, грустном взгляде.
- Привет, - тихо говорю я. Кто-то должен начать, прервать это ужасное, глупое молчание.
- Привет, - хрипло отвечает он, его голос звучит будто в записи. Ненастоящий.
- Мне очень жаль, - зачем-то говорю я. Раньше я бы просто обняла, дала бы почувствовать ему тепло своего тела, но сейчас  не могу себе этого позволить. Это слишком дорого мне обойдется, настолько, что мне нечем будет заплатить.
- Спасибо, - говорит он. Фальшиво. Он не испытывает благодарности, только боль.
- Почему ты не позвонил? – снова спрашиваю я зачем-то. Неужели я и дальше буду бросаться банальностями, словно тухлыми яйцами?!
- Я думал, что справлюсь, - отвечает он на этот раз честно.
- А Келли? – тихонько подначиваю я, почти с придыханием, почти злобно. Ну уж горько, это точно.
- Кел не любит сцен, ты же знаешь. К тому же она последняя, с кем бы я хотел обсуждать свои проблемы. – Для Дилана это почти что исповедь. Во всяком случае для настоящего Дилана, сидящего на скамейке в лондонском Гайд Парке. Дилан из прошлого рассказывал Бренде из прошлого всё без обиняков, но… это в прошлом, верно?
- ОК, - только и могу я сказать в ответ. Коротко, лаконично, верно. Это такой аналог «всё будет хорошо». Мейд ин Эл Эй.
- Я знаю, конечно, ОК, - улыбается Дилан призрачной, ненастоящей улыбкой. На самом деле ему сейчас чертовски паршиво. Но что я ещё могу?
И тогда я подхожу на ватных ногах, нагибаюсь и целую Дилана в мёртвые, жесткие губы, линия которых до сих пор кажется мне нежной. Он отвечает на поцелуй и одновременно улыбается. Это хороший знак. Я отрываюсь от его губ и осторожно обнимаю его за шею, так, будто он сделан из материала более хрупкого, чем хрусталь, более тонкого, чем бумага, более призрачного, чем английский туман.
- Иногда я мечтал, чтобы на месте Тони оказалась ты, - шепчет он мне в волосы, и я знаю, что это он не о смерти, а о жизни.
- Я всегда была на своем месте, - отвечаю я чуть смущенно, дотрагиваясь до его груди там, где сердце. Мне до сих пор трудно вспоминать, как это обнимать Дилана, целовать его, жалеть. Это было так давно, миллионы лет назад, в другой вселенной.
Дилан, худой и небритый Дилан смеется, а его кадык ходит у меня под рукой. Щетина покалывает мою кожу, но это очень и очень приятно.
- Больно? – спрашиваю я его, отпуская из своих объятий.
- А тебе? – спрашивает он в ответ.
- Все эти годы, всегда, - честно говорю я. Скрывать смысла нет, все свои карты я уже показала.
- Мне тоже, очень сильно, вот здесь, - шепчет он, прикрывая моей ладонью своё сердце.
- Как так вышло? – дрожащими от холода и слёз губами произношу я.
- Не знаю, Брен. Наверное, я дурак, - улыбается Дилан в ответ на мои слёзы на кончиках ресниц.
- Это я дура, - возражаю я, пытаясь свернуться в клубок у него на коленях, - страшная, непроходимая дура.
- Нет, Брен, всё совсем не так. Если бы ты только знала, - тихонько отвечает он, накручивая прядь моих волос на палец, играя ими совсем как раньше. Как всегда.
Я молчу. Решиться слишком тяжело, опасно, почти невозможно. Но надежда уже зажглась в моем сердце, её не вытравишь, не убьешь. Надежда ведь жила там всегда. И я принимаю решение.
- Я хочу знать. Пора пить чай. Файв о’ клок, - констатирую я, поднимаясь со скамейки и протягивая  ему руку. Дилан размышляет лишь секунду, а потом берет мою ладонь в свою, и мы молча идём рука об руку по праздничному, немного пьяному парку. Так, как  ходили раньше. Так, как должны были ходить всегда.

***
Он двигается во мне плавно, страстно, красиво. Как в первый раз. Как в последний раз. Знаю, что пошло, но это только на словах. На деле это прекрасно. Почти идеально. Правдиво и очень верно. И я хочу, чтобы это ощущение длилось вечно. Толчок – кости завязываются в узлы – в животе тугой ком – толчок. Ритм пульса, биение сердца, отсчет жизни.
А потом микро-взрыв, и пустота. Так должно быть, я знаю, потому что в ней, в этой пустоте, нет одиночества. Только единение и немного боли. Но это пройдет, а в сухом остатке – лишь счастье, которое можно завернуть в платок и положить в карман, чтобы когда-нибудь насладиться его отзвуком, памятью.
Дилан выскальзывает из моего тела и устало смотрит в мои глаза.
- Ты знаешь, какой сегодня день? – спрашивает он, всё ещё прижимая меня к тёплым простыням постели, не желая отпускать это чувство, остужать его.
- Знаю, - отвечаю я едва слышно, купаясь в запахе его тела, в воспоминаниях и радостной, словно громогласная песня, надежде.
- Валентинка моя, - улыбается он, сплетая наши пальцы воедино. И демоны разлуки, терзавшие нас долгие годы, исчезают. Мы снова подростки, снова вместе, снова Валентин и Валентина. Мы снова живы.
И я плачу, не в силах остановиться, не в силах сдержаться, потому что в его глазах я вижу своё отражение. Только в его глазах и ни в чьих других.