PIRATES OF CARIBBEAN: русские файлы

PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы

Объявление


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы » Мини-фанфики и драбблы » Драбблы "Бог - моя клятва"


Драбблы "Бог - моя клятва"

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

НАЗВАНИЕ: Бог - моя клятва
АВТОР: hitraya
EMAIL: jubilationlee@rambler.ru
КАТЕГОРИИ: DRAMA
ПЕРСОНАЖИ/ПАРЫ: Элизабет Суонн, Уэзерби Суонн, Уилл Тёрнер, Джек Воробей, Билли Тёрнер
РЕЙТИНГ: G
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: особо никаких. Может, смерть героя¸ не мне решать)
СОДЕРЖАНИЕ: Четыре драббла об Элизабет. Связаны они или нет – на усмотрение читателей.
СТАТУС: закончен
ДИСКЛЕЙМЕР: Все права принадлежат Диснею, ни на что не претендую

1. с Божьей помощью

Дождь падал на землю тяжёлыми холодными каплями, заставляя кустарники рододендрона пригибать свои кожистые листья к самой земле. Почву размыло, и дороги превратились в грязное месиво, в котором вязли и крестьянские телеги, и дворянские кареты. Для дождя не было никакой разницы, дождю не было никакого дела, он просто падал с неба холодными, чистыми струями, бил по крышам домов и непокрытым головам, заставляя искать спасения под любым мало-мальски подходящим навесом, будь то красивый дом с черепичной крышей, или хлев, крытый соломой.
Дождь шёл уже много дней -  может, месяц, а может, и больше. Люди разучились считать. Казалось, что дождь будет идти, пока земля не откажется впитывать влагу, исторгнув её из своего лона. И день настал – реки разлились, озеро вышло из своих берегов, но дождь, будто бы назло, продолжал идти, размывая пашни, принося лишь болезни и разорения.
Уэзерби сидел у окна и сосредоточенно рассматривал белёсый, размытый косыми струями дождя, песок. Рыхлый, напитавшийся влагой, он казался ужасно тяжёлым и холодным. Чайка опустилась на берег и зашагала по кромке пляжа, не опасаясь вымокнуть. Волна набежала на берег, и птица, расправив крылья, взлетела в воздух. Смешно, но вымочить лапы она боялась больше, чем полностью промокнуть.
А море было спокойным. Дождь всё шёл, и шёл, бесконечно, а море – гладкое и равнодушное накатывало на берег так же, как и раньше, с тем же звуком, с той же частотой. И ни одного корабля, ни рыбацкой лодки, ни даже жалкой шлюпки не было видно на горизонте.
Уэзерби отвернулся от окна и вновь попытался углубиться в чтение бумаг, разложенных на столе. Однако это ему не удалось – спину ломило от нестерпимой сырости вот уже вторую неделю. Подагра? А ведь ему всего чуть больше сорока.  Рановато отправляться на покой.
Уэзерби позвал слугу и велел растопить камин, уже успевший погаснуть. Дом - большой, а толку чуть. Сырость таится в просторных коридорах, холод накапливается в теле, не давая согреться даже под пуховой периной. Если этот дождь будет продолжаться, то, спрашивается, какого чёрта вообще было перебираться на Ямайку? Лондон с его извечными туманами и сыростью ничуть не хуже.
Вернулся Джон с сухими поленьями и грелкой для ног. Уэзерби схватил первые попавшиеся бумаги со стола и нырнул в постель. В тепле всегда думается лучше. Простыни успели за день отсыреть, но ничего, - сейчас огонь в камине разгорится жарче, и тогда сразу станет гораздо уютней.
Часы тикали на стене размеренно, в такт дождевым каплям, барабанившим по крыше. За окном постепенно стемнело, пламя, весело разгоревшееся в камине, отбрасывало причудливые тени на стены и потолок. Анна принесла горячий луковый суп прямо в постель. Уэзерби втянул ноздрями благодатный запах и тут же расплылся в улыбке. Это лучшее блюдо, которое умела готовить кухарка. Ещё в детстве он больше всего любил луковый суп, с гренками. Маленьким мальчиком, втайне от матери и кормилицы, он отправлялся на кухню и, спрятавшись за большим чаном для мытья посуды, вдыхал приятно щекочущие нос ароматы говядины, рыбной похлебки и, конечно же, лукового супа.
Когда любимое лакомство закончилось, Уэзерби вновь вернулся к бумагам. Однако не успел он прочесть и половины страницы, написанной красивым бисерным почерком, так напомнившим ему почерк покойной Марии, как где-то за стеной послышался тоненький, капризный плач.
Уэзерби подскочил, словно ошпаренный, и босиком, в одном исподнем, кинулся в соседнюю комнату. Когда он распахнул дверь, кормилица уже взяла девочку на руки и пыталась успокоить, укачивая и напевая песенку. Уэзерби облегченно вздохнул – он уж было подумал, что произошло что-то ужасное.
- Ничего страшного, господин Суонн, она всего лишь проснулась и захотела есть, - улыбаясь, сказала тучная негритянка Сюзи, кормилица и нянюшка ребёнка.
Уэзерби ничего не ответил. Он так и продолжал стоять, зачарованно глядя на крохотный сверток в руках женщины. Тем временем девочка обернулась, замечая присутствие отца, и протянула к нему ручки. Уэзерби не мог поверить, что крошка хочет, чтобы он подержал её. Такого никогда раньше не случалось. Трясущимися руками он принял от кормилицы свёрток и вместе с ним присел на стул. У девочки были большие карие глаза и светлые, чуть вьющиеся волосы. Она смотрела на отца прямо и открыто, не отводя взгляда, а потом вдруг улыбнулась.
Уэзерби ничего не оставалось, кроме как улыбнуться в ответ. Однако ничего чудесней он никогда не видел в своей жизни. Жаль, что Мария так и не увидела этой смелой открытой улыбки своей дочери. Слёзы навернулись Уэзерби на глаза при мысли о покойной жене.
Малышка же продолжала смотреть на отца и улыбаться.
- С Божьей помощью я переживу это, - тихо прошептал мужчина, вытирая непрошенные слёзы и улыбаясь в ответ своей маленькой девочке, своей Элизабет.
- Господин Суонн, а дождь то перестал, - сказала вдруг Сюзи, указывая за окно.
И, правда, дождь перестал, уступив место тусклому, несмелому, но упорно пробивающемуся из-за туч, солнечному лучу.

2

2. Верь мне

«Верь мне», - сказал Уилл ей на прощанье.
И она верила. Элизабет сидела на сыром, холодном песке и улыбалась. Она сама не знала, откуда взялась эта вымученная, усталая улыбка. Мокрые волосы прилипли к обветренному, огрубевшему лицу, а капли дождя вместе с пролитыми слезами попадали ей за ворот рубашки.
Скрещенные ноги в сапогах из жёсткой кожи затекли до боли, но Элизабет не смела двинуться с места. Она всё продолжала смотреть на горизонт, в ту точку, где сходятся небо и море. Она всё ещё надеялась, что Уилл вернётся за ней, возьмёт её с собой. Сейчас. Ещё секунда, и «Летучий Голландец» вновь появится из морской пучины. Разве мог Уилл оставить её одну? Нет, этого не может быть. Уилл любит её, он просто обязан вернуться и всегда быть с ней.
Они были вместе этой ночью, их тела сплетались, словно змеи, на подсвеченном луной песке, его губы искали её в полутьме, а руки исследовали каждый дюйм её кожи. Она произносила его имя, захлёбываясь от чувств и слёз. Только слёзы те были ненастоящими, то были слёзы счастья.
Сейчас же она сидела на песке в полном одиночестве и плакала от горя. И да, черт подери, ей было жаль себя. Той мелочной, отвратительной жалостью, свойственной слабым людям.
Элизабет всегда думала, что она сильная, что сможет пережить любое, даже самое страшное несчастье. Смешно, но она даже не может пережить и часа в разлуке с любимым мужчиной.
Должно быть, прошло немало времени, прежде чем Элизабет стёрла слёзы с лица и с трудом поднялась на ноги. Ещё несколько минут понадобилось на то, чтобы снять сапоги и приладить их на плече. Сейчас хотелось бежать по кромке пляжа, ни о чем не думая, но ближе к ночи ей понадобится тёплая обувь, можно быть уверенной в этом.
Элизабет бросила взгляд на шпагу, которую воткнула в песок сразу же по прибытии на этот богом забытый остров. Рядом с ней в песке виднелась ещё не до конца размытая дождём и прибоем ямка  - след от шпаги Уилла, воткнутой рядом.
Элизабет взяла шпагу, отряхнула от песка и вложила в ножны. Оружие ещё может ей пригодиться – не стоит истерить зазря, разбрасываясь ценными вещами. В конце концов, наверняка, в деревне можно неплохо продать шпагу хорошей ковки. В качестве оружия Элизабет не сомневалась –ковал сам Уилл.
Глаза всё ещё слезились, то ли от ветра, то ли от жалости к самой себе. На секунду женщина остановилась, пытаясь успокоиться. Уилл бросил её доживать в одиночку. У неё не было ни дома, ни семьи, способной защитить её. Благодаря их длительному морскому путешествию, Элизабет, наверняка, уже объявлена в розыск, как преступница, чего греха таить, как пират.  Интересно, какая цена объявлена за её голову?
Элизабет усмехнулась. Отчего-то ей не было уже так горько. Но, вернёмся к Уиллу. Он шёл по воде, прекрасный, сказочный, заходящее солнце освещало его голову золотистым светом, будто нимбом. Он удалялся к «Летучему Голландцу», оставляя за спиной ту, что была с ним всегда, ту, что отправилась бы в пасть к Морскому Дьяволу, если б знала, что это принесёт спасение.
Он готов был просить её руки и сердца в пылу боя, он готов был отдать всё для того, чтобы соединиться с ней перед лицом бога.
Элизабет сделала ещё несколько шагов по мокрому берегу. Холодная, шипящая волна накрыла её ступни, заставляя увязать в рыхлом, противном песке. На горизонте солнце вспыхнуло последним, прощальным лучом и погасло, скрывшись за огромной грозовой тучей.
Элизабет запрокинула голову, наблюдая за полётом чаек в далёких небесах. Уилл так сильно и долго ждал её благосклонности, произнесённого ею заветного слова «да», что разучился любить. Всё, что у него осталось – привычка. Удобная, яркая с виду, благородная и приятная во всех отношениях форма обращения с дамой.
Пошёл дождь, холодный, сильный, колючими струями прошивающий тело Элизабет насквозь. Она засмеялась, роняя сапоги из рук, отбрасывая их подальше.
Элизабет крутилась на одном месте, танцевала, горланила в небо все те песни, что успела узнать от матросов за долгий год плавания. Дождь хлестал её по лицу, но она больше не собиралась плакать. Она смеялась в небо, смеялась в лицо Богу, ведь она больше не нуждалась в его защите.
«Верь мне», - вот, что сказал Уилл ей на прощанье.
О, да. Элизабет верила.

3

3. Пойдем со мной.

Он пришёл в её дом за час до заката. Кровь текла у него по подбородку тёмно-красной, юркой змейкой. Элизабет перекинула его руку себе через плечо, чтобы он мог опереться на неё, и повела в дом, вернее потащила.
Она не могла толком понять, так ли сильно ранен знаменитый капитан Джек Воробей, или он просто-напросто мертвецки пьян. Она усадила его на стул, стянула с него камзол и осмотрела рану. Ничего серьёзного  - так, царапина. Джек посмотрел на Элизабет мутными глазами и улыбнулся:
- Цыпа? А ты что здесь делаешь?
Элизабет не успела ещё ответить, как в дом влетел Билли. Он раскраснелся от долгого бега, мягкие каштановые волосы прилипли к вспотевшему лбу, а глаза горели. Он остановился посреди комнаты и воззрился на матерь, склонившуюся к мужчине, голому по пояс.
- Мама! – закричал он, а затем вытащил из самодельных ножен деревянную шпагу и приставил её к груди Джека: - А ну отойди от неё, грязный пират!
Джек усмехнулся – он уже знал, чей сын этот мальчонка. Уж слишком он походил на кузнеца Уилла Тёрнера.
- А твой муженёк и не евнух вовсе, оказывается, - деланно весело засмеялся Джек Воробей, глядя Элизабет прямо в глаза. Он уже хотел было встать, но игрушечная шпага всё ещё упиралась ему в грудь, потому он зажал её кончик между пальцами и наставительно произнёс, обращаясь к Билли:
- Убери деревяшку, малец, а то ведь и пораниться недолго. Посадишь занозу, что тогда будешь делать? – продолжал насмехаться Джек.
Билли уже хотел сказать что-то колкое в ответ этому бесчестному пирату, но был остановлен строгими словами матери:
- Билли, иди спать, немедленно.
- Но ма! Он же пират! – заныл Билли, не желая оставлять мать наедине с этим коварным прохвостом, притворившимся бедным раненым. Его мать была слишком доброй и доверчивой.
- Немедленно, Билли, - жёстко парировала Элизабет, - означает сию секунду. Я не буду повторять дважды. Если ты сейчас же не отправишься в постель, то будешь наказан.
Билли засунул своё деревянное оружие в самодельные ножны и понуро отправился в свою комнату. Напоследок он обернулся но, не увидев в лице матери ни капли сожаления, громко захлопнул за собой дверь.
Элизабет и Джек остались одни.
Они сидели в сгущающихся сумерках и молчали.
- Зачем ты пришёл? – наконец, спросила Элизабет.
- Я соскучился, любимая, - ответил Джек,  поигрывая кольцами на руках, - вот и решил разузнать, как ты поживаешь.
Элизабет не отвечала. Она молча встала и скрылась в комнате. Билли спал на животе, забавно закинув руку за голову. Его мягкие каштановые волосы растрепались и торчали в разные стороны. Элизабет усмехнулась про себя, он и правда был чертовски похож на Уилла. Затем она подняла с пола игрушки и положила их в сундук, стоявший у окна.
Ночь вступала в свои права, серебря лунным светом мокрую траву в саду. Дождь начал накрапывать сначала тихонько, а потом всё сильней и сильней. Билли заворочался в своей постели, переворачиваясь на спину.
Элизабет поправила сползшее одеяло, пригладила волосы мальчика и поцеловала его в лоб. Она ещё постояла пару секунд, а затем вышла из комнаты.
Джек сидел у очага и чистил пистолет. Элизабет остановилась перед ним и, не говоря ни слова, стала расстёгивать платье. Ей не важно было сейчас, каким ветром капитана занесло в их тихий дом, её не интересовало, согласится ли он провести с ней ночь, или отвергнет, ей хотелось только одного – раздеться перед ним и, наконец-то, отдать ему то, что ему так хотелось получить много лет назад.
По большому счёту, Элизабет не было дела до Джека, к нему она не чувствовала ничего, кроме ностальгии и слабого, едва теплящегося чувства любопытства. Ведь это очень интересно встретить пирата, правда?
Джек ошарашено наблюдал, как Элизабет перешагивает через платье, грудой лежащее у её ног. Он был и рад, и удивлён одновременно, но не собирался отказываться от столь приятного дара напрасно. Он подошёл к Элизабет вплотную и увидел, как она приложила палец к губам.
За стеной спал Билли, а Джек в полной тишине вбивал своё тело в тело Элизабет.
Когда всё было кончено, Джек приподнял двумя пальцами её подбородок и вместе с поцелуем прошептал всего три слова: «Пойдём со мной».
Элизабет ухмыльнулась в ответ. О да, она пойдёт.

4

4. Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!

Билли сидел в комнате вместе со священником. Сегодня будут хоронить его маму. Её положат в сосновый гроб,  а потом зароют в землю.
Мама умерла два дня назад от чахотки. Она долго мучалась, всё время просила пить, но всё же умерла. Лекарства от чахотки не существует, Билли точно знал. А ещё он помнил, что мама начала болеть, когда начался тот нескончаемый дождь. Он и сейчас барабанил по крыше церкви, монотонный, вечный.
Билли прижался теснее к отцу Джеймсу. Но жался он вовсе не от холода. Слёзы сами собой наполняли его глаза и скатывались по лицу. Нет, он не хотел плакать, просто не мог удержаться.
Билли вспомнил мамины глаза. Цветом они напоминали ореховое дерево и были большими – пребольшими. А ещё у неё были светлые, вьющиеся волосы. Красивое сочетание – так говорили взрослые, особенно мужчины, а Билли думал, что нет никого прекрасней его мамы.
Её руки всегда пахли тёплым хлебом, в кармане передника вечно находились для него сладости, её губы были мягкими и прохладными. Когда она прикасалась своими губами к его разгоряченному лбу, жар сразу же проходил. А ещё она всегда придумывала всякие каверзы и шалости. Именно она была зачинщицей всех его мальчишеских игр. Самым любимым их развлечением были прятки. Мама умела прятаться так, что Билли ни за что не мог её найти. Пока она сама со смехом не выходила из своего тайного места.
Мама была волшебницей, Билли точно знал. Теперь он никогда её больше не увидит. Слёзы пуще прежнего полились из глаз. Билли ещё теснее прижался к отцу Джеймсу, вытирая мокрое лицо тыльной стороной ладони.
Тем временем священник что-то тихо произнёс, и все встали. Народ, в основном, прихожане церкви и односельчане, высыпали на улицу. Обогнув здание церкви, они очутились на кладбище. Могильщики заканчивали копать, а дождь, мелкий, противный всё не прекращался.
Отец Джеймс начал читать молитву за упокой души миссис Элизабет Тернер, люди стояли маленькими группками, напоминая Билли стаю мокрых чёрных птиц.
Несколько самых сильных мужчин подняли гроб и начали опускать в могилу. Билли стоял рядом со священником и дрожал. Не от холода, нет.
Неожиданно один из несущих гроб поскользнулся. Потеряв равновесие, мужчина упал лицом в грязь, ругаясь, на чем свет стоит.
Жена священника задохнулась от негодования – похороны, святое действие, и такое поведение!
Крышка гроба, никем не придерживаемая, отъехала и с треском упала в могилу.
Билли зажмурился от страха – он не хотел видеть маминого лица. Даже когда она умирала, он так и не смог прийти попрощаться с ней. Слишком тяжело было смотреть в её бледное, чахоточное лицо. Ему сказали, что она умерла, но он так ни разу и не посмотрел на неё после смерти. И сейчас он не хотел видеть свою маму мёртвой. Ни за что.
Билли стоял, зажмурившись, пока не услышал тихий шёпот отца Джеймса:
- Боже милостивый, - неистово твердил священник.
Мальчик опасливо открыл один глаз. Гроб был пуст.
Билли не мог удержаться от смеха.
- Теперь моя очередь искать, - прошептал он себе под нос.


Вы здесь » PIRATES OF THE CARIBBEAN: русские файлы » Мини-фанфики и драбблы » Драбблы "Бог - моя клятва"